Мишель также зналъ, что въ «союз благоденствія», будто-бы распущенномъ въ Москв, указанія всему давала Тульчинская или коренная дума. Предсдатель этой думы и всего южнаго союза не любилъ нершительныхъ и малодятельныхъ. Мишель былъ дятеленъ и смлъ, но, по молодости лтъ, попадался въ необдуманныхъ выходкахъ и болтовн, а недавно къ тому еще сильно влюбился.

Случилось это такъ. здивши въ Кіевъ, по дламъ союза, Мишель на какой-то станціи перемнилъ лошадей и, едва миновалъ чей-то лсъ, услышалъ въ древесной чащ топотъ всадниковъ. На поляну изъ проски выскочили, повидимому, догоняя его, дв наздницы.,

— Arr^etez vous, Paul! — кричали он, махая платками: что за глупости, воротитесь!

Мишель остановился. Въ разсявшемся облак пыли ему предстали дв незнакомки: одна молоденькая, красивая, въ синей амазонк, блондинка, другая — въ зеленой, постарше, очевидно ея гувернантка. Об, разглядвъ остановленнаго, сильно смшались.

— Извините, — сказала гувернантка: об мы очень близоруки — здсь почтовая дорога, и мы васъ приняли за только-что ухавшаго кузена этой двицы…. Не я-ли, Зина, тебя предостерегала?

Мишель, вставъ съ телги, вжливо поклонился.

— Съ кмъ имю честь? — спросилъ онъ.

— Зинаида Львовна Витвицкая, — отвтила гувернантка, указывая на сопутницу, я — Элиза Шонъ….

Мишель назвалъ себя.

— Извините и меня, — сказалъ онъ, обращаясь къ гувернантк, какъ любитель верховой зды, не могу утерпть…. вашъ мундштукъ сильно затянутъ, лошадь деретъ голову, можетъ опрокинуться….

— Ахъ! — расхохоталась Зина, давно насилу сдерживавшая смхъ: вотъ любезно!.. а безъ этого вы, Элизъ, — вы…. упали бы…. ха, ха!

Раскатистый, звонкій смхъ двушки увлекъ и гувернантку и Мишеля. Вс смялись. Гувернантка встала съ лошади. Солнце свтило весело. Жавороны ряли въ безоблачной синев. Отъ лса несло душистою прохладой.

Пока Мишель возился съ мундштукомъ, изъ-за деревъ показался шарабанъ, въ немъ три мужчины и между ними одинъ военный.

— Вотъ вы гд…. въ чемъ дло? — спросили подъхавшіе.

— Мишель! ты какими судьбами? — вскрикнулъ военный. Въ послднемъ Мишель узналъ бывшаго товарища по семеновскому полку, Трепанина. Они дружески обнялись.

— Вотъ и кавалеръ! будетъ кадриль! — сказалъ Трепанинъ, представляя Мишеля прочему обществу.

— Отлично! милости просимъ къ намъ! — заговорили мужчины: отдохнете, повеселитесь….

— Нельзя, спшныя дла, очень благодаренъ! — твердилъ Мишель.

— Полно теб, - возразилъ Трепанинъ, такъ давно не видлись, — а это у моего дяди…. ухалъ подъ арестъ просрочившій мой братъ…. нтъ кавалера — будь любезенъ….до Ракитнаго рукой подать. И тетушка будетъ такъ рада….

Новыхъ отговорокъ Мишеля не приняли. Онъ отпустилъ почтовыхъ. Его вещи сложили въ шарабанъ. Дамскихъ лошадей взяли на поводъ, и все общество направилось въ Ракитное, черезъ лсъ, пшкомъ.

Въ тотъ же вечеръ Мишель танцовалъ въ дом Витвицкихъ, гд было нсколько сосднихъ барышень. На другой день была прогулка, верхами и въ экипажахъ, на паску, въ какое-то лсистое займище, завтракъ на трав подъ стогами и рыбная ловля въ озер. А вечеромъ опять гремлъ домашній оркестръ и снова танцовали. Мишель не отходилъ отъ Зины. Онъ забылъ и неотложныя порученія управы, и поздку въ Кіевъ, и весь союзъ. Такъ онъ здсь прогостилъ тогда съ недлю. Създивъ въ Кіевъ, онъ на обратномъ пути вновь свернулъ въ Ракитное. — «Неужели?» — твердилъ онъ себ; «и что это значитъ? ни покоя, ни сна…. все Зина, все она и ея свтлые, добрые, смющіеся глаза!» — Еще черезъ недлю, Мишель сдлалъ предложеніе Витвицкой и сталъ ея женихомъ.

Свадьба была назначена въ январ слдующаго года. Въ наступающемъ декабр Витвицкіе собирались, съ дочерью, въ Москву, — длать приданое и познакомиться съ матерью жениха. Мишелю, какъ штрафному, бывшему семеновцу, въздъ въ столицы былъ воспрещенъ, и онъ все обдумывалъ, какъ бы исхлопотать отпускъ и побывать въ Москв, вмст съ невстой.

Въ коренной дум косились на молодаго собрата, слали за него Васильковской управ замчанія и даже выговоры. — «Это безтолковый, невозможный мальчикъ», — говорилъ о немъ вожакъ южныхъ членовъ: «онъ ршителенъ до безумія, это правда; но у него голова не въ порядк». — Муравьевъ, умряя Мишеля, отстаивалъ его, ссылаясь на его искреннее служеніе общему длу, и даже, по поводу его сватовства, указывалъ, что онъ боле посвящаетъ времени дламъ союза, чмъ своей невст.

Мишель торжествовалъ: любовь и тайный союзъ!.. Романтическихъ клятвъ на кинжал и яд въ союз онъ уже не засталъ. При вступленіи, давалась простая, собственноручная росписка. Мишель помнилъ то сильное и страшное волненіе, которымъ онъ былъ охвачевъ при подписаніи подобной росписки. И хотя онъ зналъ, что, по уставу прочтенной имъ «зеленой книги», эта его росписка была, вслдъ за ея подписью, сожжена, но съ того мгновенія уже не считалъ себя жильцомъ этого міра, а самоотверженнымъ и врнымъ слугой того, скрытаго для остальныхъ и сильнаго человка, который тогда руководилъ почти всмъ союзомъ. Онъ о немъ не говорилъ даже невст, хотя, вздыхая, намекалъ, что жизнь — бурная волна, не всегда щадящая пловцовъ.