На ходу мы стали размщаться; оказалось, что всхъ мстъ семь, а насъ было пятеро, чему мы, конечно, порадовались, — просторне! Едва мы услись, о ужасъ! мы замтили, что дверецъ въ карет не имется! Вмсто дверецъ вислъ какой-то клокъ кожи; клокъ, который ни справа, ни слва, въ одномъ мст на вершокъ, въ другомъ на четверть, не закрывалъ отверзтія. Я погоревалъ объ этомъ вслухъ; баринъ, сидвшій тутъ (какъ посл оказалось членъ комитета по крестьянскому длу), смясь, проговорилъ: „И ты, мужичокъ, этимъ огорчаешься? Нехорошо! Ха, ха, ха! Каково! мужичокъ вошелъ въ карету, нашелъ недостатки. Прошу покорно!“ [5] . Я его назвалъ „вашимъ благородіемъ“ и сказалъ, что онъ, въ качеств барина, долженъ заступиться за мужичка: вдь мужичокъ заплатилъ деньги, такъ надо, чтобъ мужичокъ даромъ денегъ не платилъ“. Пока мы такъ пріятно бесдовали, мы замтили, что одного стекла въ окнахъ кареты нтъ; еще немного прохали — свчи стали валиться въ фонаряхъ; въ обыкновенный фонарь вставили свчку, она, разумется, отъ тряски нерессорнаго экипажа, никакъ не могла держаться; мы остановились, зажгли снова фонарь; но черезъ пять минутъ та же исторія; мы бросили. Въ темнот мы сдлали открытіе: крыша кареты во многихъ мстахъ отстала, такъ-что въ щель проходилъ палецъ. Надо замтить, что эти кареты еще очень недавно ходятъ.

Можете судить о моемъ горестномъ положеніи: я халъ въ вагон по чугунк, одваться тепло было не для чего, слъ въ карету — тоже; но посл оказалось, что я сижу на механически устроенномъ сквозномъ втру. Пріхали на станцію, я упросилъ одного пассажира наружнаго мста помняться со мной, и онъ (о, несчастный!) согласился. На этой же станціи баринъ, назвавшій меня мужичкомъ, извинялся, и хоть я его уврялъ, что единственное мое желаніе — походить на мужика, и что я очень радъ, что могу казаться мужикомъ, онъ все-таки не могъ поврить, что онъ меня ни мало не обидлъ. Вторую станцію я прохалъ хорошо: ночь свтлая; хоть втеръ, да несквозной; а внутри кареты темно и втеръ, чувствительне; да къ тому же на козлахъ сидлъ мальчикъ, кажется, сынъ ямщика; я его перетащилъ къ себ, а онъ въ благодарность цлую дорогу плъ мн псни: „Конченъ, конченъ дальній путь“, „Во пустынюшку мальчикъ удаляюсь“, и тому подобныя. Да одну псню про Ярославль-городъ. Ярославль городъ и здсь, на битой дорог, не потерялся. Псню, которую плъ мн мальчикъ, я зналъ прежде, она сложена про пожаръ Ярославля; но я его заставилъ пропть два раза; мн хотлось прислушаться къ выговору. Такъ онъ выговаривалъ: ёму вмсто ему, загоряеться вмсто загорается, полторы вёрсты вмсто полторы версты, руучей, поглядишь…. Еще въ этой псни поется:

На слдующей станціи насъ не пустили въ станціонный домъ. Почему? — мы не знаемъ: хали мы, кажется, въ дилижанс, и на почтовыхъ лошадяхъ. Здсь же потеряли мы одного пассажира; онъ пошелъ въ ямскую избу закурить папироску, да и пообогрться немножко, а какъ здсь не подаютъ сигналовъ, и пьяный кондукторъ не смотритъ — вс ли пассажиры, то онъ съ папироской во рту вышелъ изъ избы, въ ту минуту, когда экипажъ уже тронулся. И этому господину предоставили удовольствіе бжать версты дв, и кричать сколько ему угодно: нашъ дилижансъ такъ стучалъ и дребезжалъ, что ничего не было слышно. Несчастный господинъ, имя полное право бжать еще дале, воротился однако на станцію, размышляя такъ: догнать не догоню, а назадъ идти будетъ дальше. Пріхали въ Новгородъ въ четвертомъ часу, хоть и общались привезти въ первомъ.

— Извольте выходить!

Мы вс выскочили, кондукторъ сталъ стучаться въ гостинницу. Гостинницу отперли и мы услышали голосъ:

— „Нумеровъ нтъ!“

— „Пойдемъ въ новую гостинницу“, предложилъ кондукторъ: „тамъ гостинница того же хозяина.“

Мы туда — тамъ тоже услышали: „нумеровъ нтъ!“

— „Теперь, господа“, сказалъ кондукторъ: „извольте идти куда хотите, нумеровъ нтъ: здсь ночевать негд!“

Представьте себ мое бдственное положеніе: въ незнакомомъ город, въ четыре часа ночи, на улиц, съ кучею вещей. Что бы вы стали длать? Подумавъ немного, я приказалъ кондуктору везти себя къ графу Г., т. е. содержателю полезнаго заведенія дилижансовъ. Это немножко удивило кондуктора.

— „Да вы знакомы съ нимъ“? спросилъ онъ меня.

— Нтъ не знакомъ.

— „Такъ за чмъ же ночью идти къ нему?“

— Какъ за чмъ? ночевать.

— „Ночевать въ контор можно.“

— Можно? Такъ отъ чего же ты меня прямо не провелъ въ контору?

— „Помилуйте, я вамъ предлагалъ, да вы не хотли….“

И солгалъ кондукторъ, вовсе и не предлагалъ, а всячески старался спровадить съ рукъ поскоре.

Приходимъ въ контору: прекрасный номеръ, гд ршительно ничего не напоминаетъ конторы, а просто — нанятой номеръ для прозжающихъ. На другой день въ контору пришелъ нашъ забытый путникъ, взялъ вещи, разсказалъ про свое горе и ушелъ.

Изъ этой повсти можно вывести слдующее нравоученіе: если хочешь сдлать пользу, длай самъ; если увидишь, что въ томъ дл, за которое взялся, ты дуракъ, — брось: и теб будетъ дурно и другимъ плохо; самъ будешь работать, да будешь знать толкъ въ дл — будетъ хорошо; заставить же пьянаго холопа длать добро для спасенья барской души — довольно трудно.

Познакомился съ И. К. Купріяновымъ и Н. К. Отто, учителями гимназіи, и съ Отто здилъ вчера по Новгороду. Городъ по плану выстроенъ! Пригородъ чрезвычайно похожъ на кладбище, усянное памятниками. Умерла воля новгородская, остались одни памятники, да и т по возможности испорчены. Не стану вамъ говорить о новгородскихъ древностяхъ, — вы найдете много описаній; но разскажу вамъ, что я чувствовалъ при осмотр ихъ. Сперва мы похали въ здшній Кремль. Рядомъ съ Св. Софіею стоятъ присутственныя мста, извстной казенной постройки, а между ними стоитъ что-то въ род тхъ верстовыхъ столбовъ, которые торчатъ на шоссе подъ Москвой. Это изволите видть „памятникъ.“ Что долженъ напоминать этотъ памятникъ, право не знаю, спросить даже не хотлось. Посл уже я узналъ, что этотъ памятникъ поставленъ за 12-й годъ дворянами. Изъ Софіевскаго собора мы пошли въ грановитую палату. Трудно вообразить себ, что нибудь свтле, радостне этой палаты. Эта палата — палата пиршествъ Новгородцевъ у своего пископа. Но образованные люди и ее не оставили въ поко: передлали ее на церковь, и иконостасомъ отгородивши часть, какъ бы отрзали кусокъ отъ цлаго, да и украсили по своему. „Сперва она была росписана попроще“, сказалъ мн провожавшій монахъ, „а теперь разукрасили получше.“ Но все таки не могли испортить, какъ ни старались!

Еще мн поправился разсказъ священника въ Никольскомъ собор про очень древній образъ Николая Чудотворца.

— „Эта икона, какъ стоитъ, такъ и должна стоять; принять ее никакъ невозможно: печать консисторская къ ней приложена. Сія икона много чудесъ длаетъ, да „власти“ не дозволяютъ….“

Раскрылась рука Господня и Новгородъ долженъ пасть! Вы, врно, знаете, что когда росписывали Софійскую церковь, то писцы, написавши Христа съ благословляющей рукой, увидли на другой день по утру руку сжатую; писцы поправили — на другое утро тоже. Наконецъ они услыхали голосъ: „писцы, не пишите меня съ благословляющей рукой; напишите съ сжатой дланью; въ этой рук я держу Новгородъ! — когда раскроется рука — падетъ Новгородъ.“ Это преданіе мн разсказалъ одинъ здшній мщанинъ, и прибавилъ: „ручка уже стала разжиматься; больше половины разжалась…“ Часто случается, что въ церкви кром попа да дьячка народу нтъ. Но въ Великомъ Новгород этого не хотлось бы видть: мы, здивши по церквамъ во время вечеренъ, находили вс церкви пустыми, а въ одной изъ самыхъ древнихъ церквей, въ церкви Спаса, и попа не нашли: попъ пошелъ, кажется, въ острогъ служить; видите, этотъ попъ служитъ и здсь, и къ острогу прикомандированъ.

Вчера я выхалъ изъ Новгорода на биржевомъ извощик съ И. М. М., который проводилъ меня до Ракомы [6] .

Пріхавъ въ Ракому, извощикъ остановилъ лошадь у своего знакомаго мужика, а самъ пошелъ съ нами на посидки.

„Войдете, господа, Богу помолитесь, предупредилъ онъ насъ на пути въ избу, въ которой были посидки.

Мы вошли, изба была просторна, въ ней не было ни одного стола; близь передняго угла горлъ свтецъ съ лучиною, кругомъ стнъ по лавкамъ сидли двки, до двадцати пяти, и вс за пряжей. Двки были одты въ сарафаны и повязаны пестрыми бумажными платками по Московски: свернувъ платокъ косынкою и подвязавъ подъ подбородкомъ.