— Мама, но что-жъ длать, если есть подозрніе? Что-жъ длать, если вотъ явилось такое убжденіе? Послушай, я наблюдалъ за нимъ, знаешь, можетъ быть, ты не замтила, вдь, онъ какъ-то теперь не глядитъ теб въ глаза, какъ будто не сметъ взглянуть, — замтила-ли ты это?

Мама вздохнула и поспшно прошептала:

— А ты разв замтилъ?

— Да, я замтилъ, я теперь невольно за нимъ наблюдаю.

— Ахъ, оставь это, оставь это, мой милый! Если-бы даже… если-бы даже это было… такъ я не хочу ничего знать, мн не нужно доказательствъ, это было-бы такъ ужасно!..

Она отвернулась отъ меня, быстро прошлась по комнат и затмъ опять, подойдя ко мн, прижала къ себ и проговорила:

— Умоляю тебя, ради меня, молчи обо всемъ этомъ и никогда никому не говори ни слова.

— Если ты хочешь, хорошо, — отвтилъ я и вышелъ отъ нея.

Но все-же я не могъ выпустить Ваню изъ вида и все наблюдалъ за нимъ. И я видлъ потомъ, въ теченіе нсколькихъ недль, какъ онъ избгалъ взглядовъ мамы, какъ онъ жался все въ ея присутствіи, хоть и глядлъ на всхъ самымъ веселымъ, даже черезчуръ веселымъ взглядомъ.

Дло было къ лту. Чрезъ мсяцъ по окончаніи экзаменовъ онъ ухалъ въ деревню къ своей матери, а затмъ перебрался почему-то въ петербургскій университетъ и ужъ къ намъ не показывался.

Я снова съ нимъ встртился въ Петербург по окончаніи курса.

Конечно, я самъ его не разыскивалъ и не желалъ возобновленія нашихъ сношеній; но онъ ко мн явился какъ къ старому другу, съ пламенными объятіями, съ восторженными фразами о томъ, какъ онъ радъ, что у него теперь будетъ близкій человкъ въ Петербург. Онъ сразу заговорилъ меня, не умолкая, разсказывалъ мн о своей жизни, о томъ, какъ онъ служитъ, какія у него благородныя побужденія, какъ онъ борется со зломъ, какъ его ненавидятъ дрянные людишки и всюду стараются подставить ему ногу, но какъ онъ не унываетъ и идетъ впередъ, къ достиженію высокой цли: занять видное положеніе въ служебномъ мір и пользоваться этимъ положеніемъ для блага отечества.

Я совершенно одурлъ отъ этой трескотни и былъ очень радъ, когда онъ, наконецъ, выложилъ все предо мною и удалился. Я думалъ теперь о томъ, что поставленъ въ затруднительное положеніе. Что мн длать? Продолжать съ нимъ сношенія мн не хотлось, а съ другой стороны я отлично понималъ, что отдлаться отъ него мн будетъ весьма трудно. Къ тому-же я связанъ былъ даннымъ мною мам общаніемъ никогда и никому не разсказывать прошлаго и остерегаться вредить ему.

«Я вовсе не требую, — говорила мн мама предъ моимъ отъздомъ въ Петербургъ. — чтобы ты былъ его другомъ, чтобы ты искалъ съ нимъ сближенія; не если ты съ нимъ встртишься, если онъ начнетъ бывать у тебя, то не отвертывался отъ него, не оскорбляй его. Во всякомъ случа, если то и было (а она отлично знала, что „то“ дйствительно было — потомъ явились этому сильныя доказательства), если даже то и было, то, вдь, онъ могъ съ тхъ поръ совершенно измниться, могъ раскаяться и загладить свою вину. А не согршишь — не спасешься!»

И вотъ я постарался побдить въ себ отвращеніе, которое къ нему невольно чувствовалъ, постарался проникнуться взглядомъ мамы и смотрть на него какъ на человка, спасшагося раскаяніемъ.

Я возвратилъ ему визитъ и засталъ его въ очень комфортабельной обстановк. Онъ дйствительно прекрасно устроился въ служб, искусно обдлывалъ свои длишки и жилъ припваючи. Онъ, повидимому, обрадовался моему посщенію и затмъ сталъ ко мн весьма часто являться; постоянно старался о томъ, чтобы веселить меня, расширять кругъ моихъ знакомствъ; чуть не насильно возилъ меня къ своимъ знакомымъ и каждый разъ обстоятельно разсказывалъ мн какимъ образомъ и чмъ эти люди могутъ мн пригодиться въ жизни.

Теперь я понимаю, зачмъ я ему былъ нуженъ. Во-первыхъ, ему хотлось предо мною и предъ мамой показать, что у него чиста совсть, что онъ меня не избгаетъ и ничего не боится, а потомъ ему еще и другое нужно было. Онъ въ душ меня ненавидлъ, ненавидлъ съ того самаго времени, съ той самой минуты, какъ онъ превратился для меня изъ прекраснаго, волшебнаго Вани въ маленькое, жалкое существо. Этой минуты никогда онъ не проститъ мн, но еще больше, конечно, не могъ простить того, что я зналъ исторію пропавшихъ брилліантовъ и портфеля, а что я зналъ все это, онъ не могъ не догадываться. И вотъ ему нужно было такъ или иначе отмстить мн, а средства мести у подобнаго человка какія-же могли быть, какъ не самыя мелкія и грязныя. Да, потомъ я все понялъ и узналъ!.. Онъ вводилъ меня въ какой-нибудь домъ только затмъ, чтобы при удобномъ случа очернить въ этомъ дом, чтобы разстроить каждое мое отношеніе къ людямъ.

О, я долго не зналъ, какого врага въ немъ имю, но все-же кое о чемъ уже могъ догадываться. Къ тому-же сразу увидлъ, какой это дятель на пользу ближняго: я узналъ изъ самыхъ врныхъ источниковъ о его служб — конечно, это былъ мелкій интриганъ и ничего больше.

Его частыя посщенія и вчное спутничество мн изрядно надодали. Я началъ всячески избгать его. Думалъ, что у Зины не стану съ нимъ встрчаться, а между тмъ какъ онъ ужъ и здсь, и чувствуетъ себя какъ дома…

Зачмъ они вс здсь? Что за друзья такіе, откуда эта дружба?!.. Рамзаева Зина ужъ у насъ не застала и познакомилась съ нимъ потомъ, случайно, гд-то на юг Россіи. Александра Александровна, которая въ Зинино время оканчивала курсъ въ пансіон, являлась къ намъ только по праздникамъ и на Зину не обращала никакого вниманія, какъ на двочку, а теперь вдругъ оказалась большимъ ея другомъ…

Зачмъ эти люди нужны были Зин, я понять не могъ, но мн сразу показалось, что именно они ей нужны и что ихъ постоянное присутствіе не простая случайность. Конечно, если-бы Зина захотла, она-бы могла удалить ихъ всхъ, могла-бы настроить генерала; но она не хотла этого, и сама была съ ними чрезвычайно любезна, и генералъ встрчалъ ихъ самымъ радушнымъ образомъ.