— А знаешь-ли, Зина, что я очень безъ тебя тревожился, — сказалъ я. — Мн вдругъ приснился на яву страшный сонъ: мн вдругъ приснилось, что ты отъ кого-то получила письмо, помнишь тогда, когда я у тебя спрашивалъ, и скрыла отъ меня это письмо, что ты, можетъ быть, съ кмъ-нибудь видлась и скрываешь отъ меня это.

Это было уже такъ ясно и такъ грубо. Что она отвтитъ?

Она засмялась, засмялась откровеннымъ, громкимъ смхомъ.

— Какіе ты вздоры болтаешь! — сквозь смхъ проговорила она:- вдь, не хочешь-же ты, чтобъ я тебя заподозрила въ ревности?

— Но ты знаешь, что одна мысль о томъ, что можетъ быть когда-нибудь ты въ состояніи что-либо скрыть отъ меня, можетъ меня измучить. Скажи мн, можешь-ли ты что-нибудь скрыть отъ меня?

Она тихо покачала головой.

— Теперь отъ тебя скрывать, съ какой-же стати?

Больше говорить спокойно я ужъ не могъ и поэтому долженъ былъ остановиться. Она давно-бы должна была мн все разсказать посл моихъ словъ; если-же не разсказала, если продолжаетъ такъ упорно и хладнокровно скрывать, значитъ ршилась скрыть во что-бы то ни стало. Теперь весь вопросъ въ томъ, зачмъ ей такъ необходимо скрывать отъ меня: ради-ли меня или тутъ что-нибудь ужасное?

Я пристально, внимательно смотрлъ на нее и мало-по-малу начиналъ приходить къ убжденію, что все это длаетъ она для меня, что только поэтому она можетъ такъ спокойно притворяться. Теперь было-бы слишкомъ безумно заподозривать ее и не врить ей. Теперь не врить ей, что-жъ-бы тогда было? Подожду еще, можетъ быть, въ конц концовъ она мн все сама разскажетъ, и я самъ какъ-нибудь окончательно ршу все это.

На другое утро я и ршилъ окончательно: я успокоился на той мысли, что Зина имла право скрывать отъ меня свою встрчу съ Рамзаевымъ. Теперь я буду знать, увидится-ли она еще разъ съ нимъ; конечно, не увидится, конечно, отдлавшись отъ него, то-есть заплативъ ему, она никогда его больше не увидитъ. А что на его дьявольскія слова она не можетъ поддаться, объ этомъ теперь мн было-бы смшно заботиться. Разв я недостаточно зналъ ее — новую, разв я могъ не врить любви ея?

Черезъ два дня мы должны были хать и ршили, что предъ отъздомъ непремнно отправимся въ горы… Этотъ день весь въ мельчайшихъ подробностяхъ сохранился у меня въ памяти. Можетъ быть, это былъ послдній ясный и теплый осенній день. Я, какъ сейчасъ помню, сидлъ предъ своимъ столомъ и дописывалъ письмо къ мама. Я сидлъ здсь, на этомъ самомъ мст, гд пишу теперь, и Зина вошла тихонько, и я замтилъ, что она вошла только тогда, когда она ужъ положила мн на плечо свою руку. Я обернулся; она совсмъ была готова: вотъ предо мною ея фигура въ черномъ плать, я вижу склоненное надо мною лицо ея, упавшій и касающійся моей щеки локонъ. Она пришла за мною, и мы отправились. По обыкновенію, оставили мы у знакомой таверны нашихъ осликовъ и пошли по извилистой, знакомой намъ тропинк.

Мы остановились и долго молча смотрли вокругъ, въ послдній разъ любовались огромною панорамой, бывшею предъ нами.

— Вдь, мы вернемся сюда, не правда-ли, — сказала мн Зина. — Знаешь, все это мсто, вс эти горы, все это мн теперь родное, какъ будто я родилась здсь и выросла; пусть-же это будетъ нашимъ мстомъ.

— Да, конечно, мы должны сюда возвращаться, — отвтилъ я, и вдругъ мн ужасно захотлось опять, чтобъ она мн все разсказала про встрчу съ Рамзаевымъ, хоть я ужъ ршилъ, что она имла право умалчивать и что она для меня это длала. Наконецъ, мн самому захотлось сказать ей, что я все знаю, но что-то меня удерживало. Къ тому-же и нельзя теперь было: она говорила о томъ, какъ мы подемъ въ деревню къ нашимъ и спрашивала меня, хорошо-ли отнесется къ ней мама, сказала, что этотъ вопросъ ее очень сталъ тревожить въ послднее время.

— Напрасно, — отвтилъ я:- разв ты не знаешь мамы; вотъ ужъ объ этомъ-то нечего безпокоиться! Она сразу, взглянувъ на насъ, увидитъ, что ты меня любишь… А, вдь, она увидитъ это? Да, Зина?..

— Зачмъ ты говоришь такъ? Зачмъ ты какъ будто спросилъ меня? — перебила Зина. — Разв ты теперь еще можешь во мн сомнваться?

— Нтъ, я не сомнваюсь, но скажи мн правду, думаешь-ли ты, что теб всегда будетъ достаточно меня одного, что вс твои старые капризы никогда больше не вернутся?

Она съ изумленіемъ на меня взглянула.

— Я не понимаю, — сказала она:- о чемъ ты меня спрашиваешь, не понимаю, какъ могутъ придти теб въ голову такіе вопросы!.. И это очень нехорошо, что они теб приходятъ. Или мы не оставили здсь всего стараго?.. Я думала, что оставили.

— Да, это глупо, конечно, прости меня, я не знаю, зачмъ сказалъ это!..

Я самъ ужаснулся своему вопросу.

— Конечно, мн всегда будетъ довольно жизни съ тобою, — вдругъ сказала Зина: — но ужъ если мы говоримъ объ этомъ, скажи мн: что-бы ты сдлалъ, если-бы вдругъ мн пришла какая-нибудь фантазія, неужели ты возмутился-бы этимъ?

— Какая фантазія? — растерянно спросилъ я.

— Такъ какой-нибудь вздоръ, то, что прежде тебя такъ возмущало…

— Такъ ты думаешь, что фантазія можетъ придти?

— Почемъ знать! Фантазія можетъ придти, но она не можетъ помшать мн любить тебя.

«Фантазія можетъ придти!» Я съ ужасомъ взглянулъ на нее: она смотрла на меня и улыбалась, не такъ, какъ все это время, улыбалась какъ-то странно.

— Зина, послушай, ты получила письмо отъ Рамзаева, ты отправилась въ Женеву для того, чтобы съ нимъ видться. Ты съ нимъ видлась: отвчай мн, правда-ли это?