Шрифт:
– Крестьянская телега, - сказал Сэдрик.
– Запряжённая одром каким-то. В монастырь везёт уголь или еду - или ещё что-нибудь. Тьфу ты!
– Почему?
– удивился Кирилл.
– Вопросы будет задавать, когда догонит, - пояснил Сэдрик с крайней досадой.
– Крестьянин - вдвойне простец. И ему всего гаже те, кто ему добра желает.
Кирилл пожал плечами. Такая постановка вопроса была ему внове, но спорить не хотелось.
Шершавая лошадка цвета охры с несколько даже зеленоватым оттенком, пузатая, с остриженной гривой, торчащей жёсткими пучками, еле-еле тянула телегу, на которой стояли сани, а уже поверх саней лежали несколько набитых мешков. Вся конструкция выглядела ветхой и чуть живой; Кириллу даже показалось, что и телега, и лошадиная упряжь держатся на каких-то завязочках, скрученных из старой мочалки. Прошло довольно много времени, пока телега поравнялась с идущими, и Кирилл разглядел возницу.
Лошадёнкой правил немолодой усталый человек, одетый в вытертый овчинный тулуп с высоким воротником, войлочный колпак и валенки, подшитые полосами кожи. Кирилл представлял средневековых крестьян бородатыми, но хозяин лошадки довольно чисто брил бороду и усы, зато из-под колпака торчали сальные седые пряди почти по плечи длиной. На Кирилла и Сэдрика человек смотрел цепко и недобро - просто удивительно, до чего недобро и до чего проницательно.
Кириллу, встретившему этот взгляд, почему-то вспомнился не четырнадцатый век или около того, а тридцать седьмой год прошлого века Земли.
– Здравствуйте, молодые господа, - окликнул крестьянин, тронув шапку на голове, но не сняв её.
Сэдрик смерил его хмурым взглядом. Крестьянин подумал - и приподнял колпак на сантиметр.
– Здравствуйте, - сказал Кирилл и испортил произведённое Сэдриком впечатление.
Крестьянин шмыгнул носом и спросил:
– А лошадки-то где ваши?
– Любопытному дверью лоб разбили, - буркнул Сэдрик, предвосхищая реакцию Кирилла.
– По обету в монастырь пешком идём.
Крестьянин умильно покивал, выудил из-под тулупа медное изображение глаза на засаленном шнурке и чмокнул его звучно. Потом засунул амулет обратно, не сводя с ребят глаз.
– А ты, господин хороший, где руку-то потерял?
– спросил он Сэдрика, снова вызывая у Кирилла мысли о революционной бдительности.
– Лошадь сбросила, сломал, - с отвращением пояснил Сэдрик.
– Что тебе надо? Проезжай, не мешай молиться.
– Вы, видать, нездешние?
– крестьянин словно не расслышал.
– Тут здешние одного такого любопытного тремя кинжалами на сосне распяли, а потом прирезали, - сказал Сэдрик, щурясь.
– Часа ходьбы не будет - совсем рядом. И лошадь его увели. Не слыхал?
Крестьянин изменился в лице и снова полез за амулетом:
– Господь с нами... пошаливают здесь.
– А всё оттого, что проезжающие с вопросами лезут, - кивнул Сэдрик.
– Проезжай.
Крестьянин поджал губы и хлестнул лошадёнку. Она сделала вид, что пошла быстрее, а Сэдрик замедлил шаг, и Кирилл, подстраивающийся под его темп, сделал то же самое.
– Странный мужик, - тихо сказал Кирилл, когда телега отъехала подальше.
– Денег хочет, как и все, - Сэдрик пожал плечами.
– Видит парня без руки и закономерно думает, что это подозрительно: приличный костюм, а калека. Мало ли, почему. И лошадей у нас нет. Кругом под вопросом.
– Тебя и раньше подозревали?
– спросил Кирилл.
– Нет, - Сэдрик усмехнулся.
– Меня подозревают из-за твоей заботы и щедрости. Ты помнишь, как я раньше выглядел? Ну, какой дурак будет приставать к нищему побирушке? Руки нет? Да слава Господу, что башка цела!
– Твои ужасные тряпки были маскировкой?
– осенило Кирилла.
Усмешка Сэдрика почти превратилась в улыбку. Он церемонно поклонился.
– Вы очень умны и наблюдательны, мой прекрасный сюзерен, - сказал он саркастически.
– Смотрите-ка, как быстро сообразили - и года не прошло...
Кирилл со смешком двинул его локтем в бок:
– Для вассала ты не слишком почтителен.
– Почтительные у тебя уже были и ещё будут, - парировал Сэдрик.
– Не засыпай на ходу. Идти далеко, а ночевать в лесу нам с тобой не улыбается.
Кирилл ускорил шаги - Сэдрик был прав.
III
Принцесса Джинера смотрела на чёрный лес по сторонам дороги и размышляла, почему же в этом году такая странная зима?
Ей казалось, что это похоже на предзнаменование. Впрочем, и без знаков свыше всё ясно.
Белый шпиц Джинеры спал у неё на коленях. Время от времени он поднимал голову и широко зевал, скрутив язык колечком - но тут же засыпал снова. Его укачало. Свита Джинеры решила, что нет смысла ставить кортеж на колёса - никто не знает, не попадёт ли он в снежную бурю, не добравшись до столицы Святой Земли - поэтому свита ехала в носилках. Каждые носилки несла четвёрка лошадей, так были не страшны снежные заносы, но укачивало, как на море. Ровенна, няня Джинеры, опустила кожаную заслонку рядом с печной трубой, пытаясь сделать воздух в носилках посвежее, но лицо её всё равно имело явственный зеленоватый оттенок - бедняжку мутило.