— Ну, Диреев, ты попал, — хищно улыбнулась я, с удовольствием наблюдая, как хмурится мой ничего не понимающий мужчина. — Мне даже тебя немного жаль.

— Почему? — подозрительно спросил он.

— Тебе я досталась. Некоторые считают, что я — самое страшное наказание, которое только может быть. А ты теперь даже и не сбежишь.

— Это ты не сбежишь, птичка моя маленькая.

— И опять эта птичка, — скривилась я, но потом меня поцеловали, перевернули на спину и заставили позабыть обо всем на свете. Какие там Мессиры, каратели, J. и прочие враги, когда меня так любит самый удивительный мужчина на свете. Пусть они все идут в… лесом, в общем, лесом.

Проснулась я от восхитительного запаха кофе. Открыла глаза, наткнулась на Диреева с подносом в руках, улыбнулась, потянулась и поняла, что я счастлива.

— Я тебя люблю.

— Вау, такие признания с утра пораньше? — ухмыльнулся мой мужчина.

— Если ты мне каждый день будешь кофе в постель приносить, я не только скажу, но и покажу, как тебя люблю.

— Ловлю на слове, — проговорил он, присоединяясь ко мне, правда он был одет, а я, мягко говоря, нет, и как же мне хотелось исправить эту ужасную несправедливость. Но вместо поцелуя мне протянули чашку кофе. Ладно, смиримся… пока. А вот с его серьезным взглядом карателя я мириться не намерена.

— Никогда больше так на меня не смотри.

— Как?

— Так. Так, словно хочешь сказать какую-нибудь гадость, но не решаешься.

— Прости, но разговор и правда предстоит не из приятных, — ответил он, но отказался говорить дальше, пока я не съем яичницу с беконом, и бутерброды с сыром и ветчиной.

— А я думала, у тебя ничего в холодильнике нет, — заметила я, наслаждаясь по-настоящему вкусным завтраком.

— Вчера не было. А сегодня у меня прекрасная гостья, которая, очень надеюсь, захочет стать хозяйкой.

Спрашивает. Я еще вчера примерялась, что бы хотела тут поменять, причем кардинально. Во-первых, надо выкинуть зеркало. Я предпочитаю видеть в своей постели только нас двоих и никаких отражений. Во-вторых, надо выяснить, сколько же стоит расширение пространства. Для нас двоих места здесь будет явно маловато, а ведь когда-то и детишки появятся, и родственников надо будет где-то принимать, гостей и друзей. В общем, у меня большие планы, и, кажется, я хочу дом, желательно рядом с бабушкой, на худой конец с дедом Георгием. Интересно, это можно устроить?

— Ну, все. Я доела. Начинай.

— Нам пока не стоит афишировать наши отношения.

Хм, и это все? Что-то подобное я и так подозревала.

— Ладно. И как ты это себе представляешь? Мы будем ходить по школе, как чужие друг другу люди.

— Это ненадолго. Только до тех пор, пока я не найду достаточно оснований, чтобы. — он внезапно запнулся и встал.

— Чтобы что?

— Чтобы убить Мессира.

— Что?! — вот такого я точно не ожидала. — Диреев, ты с ума сошел?

— Только так я смогу тебя обезопасить.

— Я не хрустальная ваза, и не птичка, которой легко свернуть шею.

После моих слов он так резко метнулся ко мне, что я едва заметила, наклонился, пригвоздил к кровати и прошипел:

— Нет, ты именно ваза, птичка, маленький цветок на пути урагана. Ты не знаешь. Если ты до сих пор жива, то только потому, что он позволяет тебе жить. Если он отдаст приказ, если он даст его Игнату, то не сомневайся, никакая дружба Волкова не остановит.

— Ты хочешь меня запугать?

— Да. Я хочу, чтобы ты понимала, что это все не игрушки, что как бы мы ни были связаны, его объединение с J. может означать только одно — у него есть способ разорвать связь харум.

— Разве это возможно?

— Я не знаю. Но тобой я рисковать не намерен. Поэтому ты вернешься в МЭСИ, будешь заниматься своими железками, учиться, встречаться с подругами, и стараться не попадать в опасные для твоей хрупкой жизни ситуации. А я постараюсь сделать эту жизнь длинной, счастливой и беззаботной. Ни о чем не волнуйся, родная, я обо всем позабочусь.

Эти его обещания меня здорово напугали и никакие последующие поцелуи этот страх не развеяли. Потому что я прекрасно знаю Диреева. Если он что-то вобьет себе в голову, то хрен его потом переубедишь. И как-то сомнительно даже, что он позволил нам с Игнатом вот так себя обмануть. А вдруг он знал? Знал с самого начала, что я его слышала, что что-то задумала, и про похищение тоже знал?

— Что? — он каким-то непостижимым образом почувствовал мое состояние, и взял мое лицо в ладони. — Что?

— Иногда, ты меня пугаешь.

— Только иногда? — усмехнулся он. — Ты — все, что я когда-либо хотел, все, что я когда либо любил. Ты — мое сердце, а я не привык оставлять открытым мое сердце, понимаешь? Только, пожалуйста, хоть иногда, береги себя. Помни, что теперь ты убиваешь и меня тоже.

Слова, но больше серьезный тон подействовали на меня, как ушат ледяной воды, отрезвили, заставили осознать, насколько он старше, не по возрасту, но духовно. И за что только он полюбил такую глупую, легкомысленную девицу, как я?