Шрифт:
О, сегодня опять прошел. И ведь не было в коридоре никого. Глянул только, обжег взглядом, улыбнулся одними уголками губ и дальше двинул. И меня неожиданно так это разозлило, что я повернулась к нему и крикнула:
— А знаешь что, мне надоело. Венька все знает, девочки знают, все всё знают. А я хочу на свидания ходить, целоваться по углам, получать цветы, улыбаться, прикасаться, и слышать всякие глупые нежности от любимого человека. Я хочу на настоящее свидание.
Он повернулся, выгнул бровь, насмешливо на меня посмотрел и… промолчал.
— Вот так всегда, — вздохнула я, глядя на удаляющуюся спину.
А утром, когда я на пробежку собиралась, открыла дверь, а там маленькая корзинка фиалок. Думала сначала, что это Себастиан Веньке такой сюрприз сделал, он у нас любитель говорить языком цветов. Но тут я карточку заметила, на которой было мое имя.
— Надо же, — удивилась я, и открыла ее, а там четверостишье:
Люблю безоглядно, люблю безрассудно. Люблю изнутри, неразумно, подспудно. Люблю нескончаемо, в чем-то наивно, Люблю и развратно, и слишком невинно.А на следующий день еще один букетик и снова стихи, продолжение этих:
Люблю растревоженно, невообразимо, Люблю потому, что ты просто любима. Люблю осторожно, люблю без опаски, Люблю как принцессу, из девичьей сказки.И еще один:
Люблю я восторженно, нежно и сладко, Люблю, потому что всё в полном порядке. Люблю изначально, навечно, прекрасно, Люблю так глубинно, что даже опасно.И еще:
Люблю нерушимо, фундаментально, Люблю единично и феноменально. Люблю я и ласково, и грубовато, Люблю, и любовью бескрайно богатый.И новый букет:
Люблю горделиво, чувствительно, томно, Люблю и напористо, и слишком скромно. Люблю постоянно, люблю запредельно, Люблю плодотворно и жутко смертельно. Люблю окончательно и неизменно, А ты меня любишь? (Стихи из интернета. Возможное авторство девушки под ником Злата)Что я могла на это сказать?
Поймала моего упрямого льва в коридоре, подошла, огляделась, убедившись, что никто на нас не смотрит, обняла и прошептала:
— Тебя я люблю не меньше, поверь мне.
Чмокнула в щеку и убежала по своим делам, совершенно счастливая.
— И все же, я жду свидания.
— Как на счет бала?
— Бала? — я притормозила, обернулась, прищурилась.
— День Зимы. Ты и я, смокинг, платье, лимузин.
— А как же твое «мы должны все скрывать. Быть вместе — опасно»? Передумал?
— Не совсем.
— Тогда, значит, у вас наметились какие-то сдвиги, а ты мне не говоришь.
— Ты мне тоже многого не говоришь.
— Например? — теперь настала моя очередь хмуриться.
— Например, о ваших посиделках в библиотеке.
— Как ты. — хотя, чему я удивляюсь, он же всегда все знает. Не удивлюсь, если и имя J. тоже.
— Знаешь что? — возмутилась я.
— Что? — лучезарно улыбнулся он. Вот прямо во все свои тридцать два зуба и так счастливо, так заразительно, что весь мой гнев и обиды растворились, заменяясь ответной улыбкой.
— Хорошо, я пойду с тобой на бал. И мы будем танцевать весь вечер, наконец-то как нормальная пара.
— Обещаю.
— Ладно. Заезжай за мной в восемь, — ответила донельзя довольная я. Выпросила таки свидание, и не какое-то свидание, а самое что ни на есть грандиозное. Это свидание пройдет в Дмитриевском дворце через две недели, семнадцатого декабря, на глазах у всех мы объявим о наших отношениях, о нашей любви и больше никто, никто и ничто не сможет нас разлучить. Ведь он обещал, а мой Диреев всегда выполняет свои обещания.
С той фундаментальной встречи в нашей комнате прошла неделя. И теперь, каждый раз заходя туда, мы все меньше ее узнавали. Во-первых, цветы. Что Диреев, что Себастиан, оба словно соревновались между собой, кто больше подарит. Теперь полкомнаты заставили фиалки, а вторую половину розы. Запах стоял непередаваемый. Даже Варечка, наша ледышка бесчувственная, начала завидовать. Во-вторых, стены. Мы освободили одну, чтобы начать создавать картину из нитей и зацепок, как раньше я с Крысом делала. Здесь было все, все, что удалось выяснить за неделю.