— Кого ты спрашиваешь? Повелителя или мужчину?

— Своего племянника, которого люблю не меньше сына.

Повелитель не ответил. Молчал долго, казалось целую вечность, но то, что он сказал, потрясло Макса.

— Когда-то я полюбил девушку, настолько прекрасную, что казалось, я ее выдумал. Так и есть. Она не та… Она больше не моя Аура. В тот день иллюзии пали. Я увидел другую. И это к лучшему. Я всегда боролся за миф, придуманный мною же. Теперь этого нет. Той зависимости от нее нет.

— Ты разлюбил ее?

Повелитель отвернулся. Посмотрел, как танцует пламя в камине. Улыбнулся одним уголком губ и произнес:

— Я любил кого-то другого.

— Значит, все? Это конец великой любви?

— Я все думаю, насколько бы все было проще, если бы Арон нашел в себе силы отпустить мать. И я не собираюсь повторять его ошибок. Она свободна.

— Но нужна ли ей эта свобода?

— Так или иначе, но я не готов рисковать хрупким равновесием мира ради того, чтобы это выяснить, — ответил мужчина.

А Макс вздрогнул. Нет, он слышал племянника, видел его, не сомневался, что тот откровенен, но не понимал. Какой бы не была мать Эйнара, каких бы ошибок не совершила, он любил ее любой. Ее потеря стала самой большой его болью. Ничто и никто не мог заменить, уменьшить то отчаяние, что поселилось в душе. А Рейвен так просто отпускает. Словно не горел в аду все последние четыре года.

— Ты не любишь ее больше? — спросил он еще раз, в надежде услышать, что все это какое-то глупое недоразумение.

— Иногда одной любви может быть недостаточно. Тебе ли не знать.

В голосе мужчины слышался укор, и Макс понимал, почему.

— Ты о своей матери?

— Мы только начали расшифровывать все рисунки, что она нарисовала за столько лет. Их тысячи, а многие просто использовались для разжигания камина.

— Я не понимаю, зачем копаться во всем этом? Она была безумна.

— Быть может так и есть. Но ты не имел никакого права запирать ее там, прятать, словно она заключенная или животное.

— Ты говоришь, как она.

— Как кто?

— Аура. Она тоже упрекнула меня в этом и во многом другом. Но тогда мне казалось, что так будет лучше для всех.

— И твое мнение не поменялось, не так ли?

— Нет. Не поменялось. Не ищи ее, Рейвен. Это уже не твоя мать. Просто оболочка. Вместилище тьмы.

— Думаю, я сам разберусь с этим.

От этих слов Максу ничего не осталось, как вздохнуть и безрадостно кивнуть, соглашаясь. Вот только что-то глубоко внутри подсказывало, что ничем хорошим эта встреча не кончится. Как и встреча с королем Лестаром, который уже час ждал их в тронном зале. Зачем? Они оба догадывались, вот только впервые Макс не мог до конца просчитать ход мыслей племянника и предугадать последствия его решений. Согласится или откажет? Он хотел спросить, но Рейвен посчитал, что с него откровений на сегодня достаточно и дал распоряжение слугам проводить морийского короля в его личный кабинет. Неслыханная благосклонность, сказали бы одни, вопиющее нарушение этикета, ответили бы другие, вот только никаких других не осталось. Совет уже потерял все возможные рычаги давления на повелителя и стремительно терял свое положение в Адеоне. Корнуэлл еще тешил себя надеждой, что все обойдется, но был достаточно умен, чтобы подготовить для себя тихое уютное место на западе и должность хранителя города. Почетная должность, иллюзия власти. Конечно, ничто, по сравнению с управлением всем Адеоном, но Корнуэлл уже не молод, хочется спокойной жизни. По крайней мере, так он себя убеждал последние месяцы. Повелителю нравилось читать эти его мысли. Другие же, бредовые идеи предпочитал игнорировать. Да, советник как никто был рад тому, что произошло на свадьбе принцессы Элиани. Тешил себя надеждой, что повелитель одумается и посмотрит на его младшую дочь другими глазами. Идеальная пара, идеальная партия. И повелитель был с ним в чем-то согласен. Холодный и расчетливый повелитель. Он помнил, что говорил ей, что это всего лишь маска, своеобразная защита. Так и было. Так есть сейчас. Вот только сейчас он носил эту маску почти не снимая. И иногда боялся, что когда-нибудь она прирастет к коже настолько, что снять ее уже не получится или не захочется. Он знал, когда это случится. А это могло случиться в той игре, в которую он собирался сыграть. Последняя игра, в результате которой мог потерять все. Уже терял. И знал цену победы. Готов ли он был заплатить эту цену? За мир? Он не знал. Как и не знал, стоит ли победа этого. Но долг повелителя требовал от него решительных действий, настоящего выбора. Если бы она была с ним сейчас, он бы, наверное, не смог сделать этот выбор. Но ее не было. И это единственное, за что стоило благодарить Азраэля. Каким бы плохим братом он ни был, извечным соперником в жизни и, как оказалось, в любви, но его умение выходить сухим из воды могло защитить. Этого достаточно, чтобы оставить его в покое.

Нет, Рейвен не страдал благородством и, сложись все иначе, не раздумывал бы ни минуты. Но сейчас он делал выбор. Непростой, самый сложный в жизни. Возможно, он ошибочный, возможно, этим выбором он убьет часть себя, но в этой игре нужно что-то поставить на кон. Он поставил себя. А что будет дальше? Жизнь покажет.

Когда мы вышли из лавки сапожника, я ощущала себя самым счастливым человеком и прижимала к себе совершенно замечательные, коричневые, теплые, элегантные, на плоской подошве и без всяких каблуков сапожки. А мой спутник странно посматривал на меня, наверное, пытался решить, бежать сейчас от такой ненормальной, как я, или подождать еще немного.

А потом мы пошли в лавку с травами, и я потерялась, выпала из жизни еще на час. И все это время он терпеливо ждал и не вздыхал даже. Странный тип. Но очень полезный. Особенно его тугой, набитый монетами кошелек. Да, вот такая я меркантильная особа.

Наконец, когда я купила все необходимое, мы вернулись в гостиницу. И я решила использовать незнакомца по полной.

— Слушай, ты не спешишь домой там, к жене и детям?

— Я не женат, — ответил он. Я уже хотела попросить его стать моим якорем, но этот идиот решил продолжить свой ответ, — Но открыт для предложений.

— Э… это что за намеки?

— А никаких намеков, — как-то странно улыбнулся он и приблизился. Я отступила. Он еще приблизился, я снова отступила. Ну, прямо танцы какие-то. В общем, через минуту отступать было больше некуда. А сквозь стены я проходить не научилась.

— У меня жених вообще-то есть.

— Ты же говорила, был.

— Есть, был, какая разница?

— И правда, никакой. Даже если он и есть, не стенка, подвинем, — проговорил этот ненормальный и попытался поцеловать.