— Конечно, только это вас и волнует, насколько он уважаем и богат. Так отчего же мелочиться, может, сразу за графа Айвана меня выдадите и дело с концом.

— Как ты с матерью разговариваешь, девчонка! — вскричала леди Генриэтта. Но Мэл была и так расстроена разговором с Артуром, а тут еще это глупое сватовство, заставило ее выйти из себя. Чтобы не наговорить еще больше слов, о которых потом пожалеет, она предпочла сбежать туда, где бы ее никто не потревожил. И у нее было такое место, старая водонапорная башня в поле за поместьем. Она любила забираться на самый верх и часами разглядывать море, и приплывающие, отплывающие корабли. Особенно красиво было на закате, когда солнце окрашивало багряными красками небо, создавая удивительный контраст пурпура и синевы.

Вот и сегодня она просидела там до самого вечера, пока папа за ней не пришел. Тяжело забрался наверх и уселся рядом, опираясь руками на деревянные перила.

— Мама рассказала о вашей ссоре.

— Это не была ссора, — возразила девушка. — Мама просто ненавидит Артура за то, что он беден, не знатен, и хочет стать моряком.

— Твоя мама не ненавидит его. Она просто очень любит тебя и не хочет, чтобы ты совершила ошибку.

— Она слишком меня контролирует.

— Из любви.

— Знаю, — наконец, согласилась она. Вот в чем в чем, а в маминой любви она никогда не сомневалась, только эта любовь иногда ее просто душила.

— Вы слишком молоды.

— Артуру скоро девятнадцать.

— Но тебе нет и шестнадцати. Ведь никто не запрещает вам дружить.

— Мама запрещает.

— Я поговорю с ней. Но милая, прошу тебя, не торопись. У вас вся жизнь впереди. И помирись с матерью. Она очень переживает.

Мэл посмотрела на отца, и комок невыразимой нежности застрял в горле, лишая ее всякого желания снова спорить. Она не могла себе даже представить, как огорчится отец, если она поддастся на уговоры Артура.

— Милая, ты спишь? — леди Генриэтта заглянула к дочери, а заметив, что та пошевелилась, тихо вошла в комнату и осторожно присела на кровать. — Прости меня.

Мэл обернулась, и серьезно посмотрела на мать.

— Папа просил извиниться?

— Все-то ты знаешь, ребенок, — улыбнулась женщина.

— Я уже не ребенок. И только ты этого не замечаешь.

— Замечаю. Просто… — она передернула плечами и легла рядом с дочерью. — Не могу смириться. Мне все кажется, что если ты останешься рядом, со мной, я смогу тебя от всего защитить.

— Но зачем меня защищать? Разве мне угрожает какая-то опасность?

В ответ леди Генриэтта лишь горько вздохнула и погладила девушку по волосам.

— Когда у тебя будут свои дети, ты поймешь, что для меня весь мир угроза. Когда ты уходишь из дома, сердце мое сжимается от тревоги за тебя, и отпускает только тогда, когда ты возвращаешься домой.

— Мам, но когда-нибудь я выйду замуж, и буду жить в доме мужа.

— А я все равно буду тревожиться. Прости свою глупую, мнительную мать.

— Почему ты не любишь Артура? Потому что он не нашего круга? Потому что он беден?

— Нет. Не поэтому, — искренне ответила леди Генриэтта. — Просто вы разные. Он ищет жену, которая бы рожала ему детей, отпускала его в море и месяцами ждала на берегу. Ему нужна приземленная, простая девушка, как твоя подруга Мэдди. А ты — мечтательница, деятель. Простой жизни тебе бы никогда не было достаточно. Ты хочешь стать врачом, помогать людям, отдавать себя миру, а не мужу. И ручки твои нежные совсем не приспособлены к мытью посуды, чистке кастрюль и готовке. Посмотри на миссис Пибоди, разве ты хочешь для себя такой судьбы?

— Но я люблю его, мама.

— Я верю, что ты в это веришь. Но подумай, знает ли он о твоих мечтах, твоих желаниях, хочет ли он воплотить их в жизнь? Готов ли он жертвовать ради тебя, как ты хочешь жертвовать ради него? Иногда мужчины в своих мечтах забывают, что у нас есть свои. Счастье — когда ваши мечты совпадают.

— Как у вас с папой?

— Как у нас с папой. Я очень люблю Бертрана, очень люблю тебя и Уилла, люблю наш дом, этот город, здесь наше место. О лучшем я и мечтать не могла. И я бы очень хотела, чтобы в моем возрасте ты сказала своей дочери то же самое. Что ты счастлива.

Слова матери глубоко задели ее, они словно семечки, падали в благодатную почву, росли и расцветали в душе. Она засомневалась, задумалась, крепко задумалась, признавая, что в чем-то, если не во всем мама права, просто она была слишком ослеплена любовью, чтобы слушать голос разума.

— Подумай, — прошептала леди Генриэтта, поцеловала дочь в макушку, укутала одеялом, как в детстве и спокойно ушла, зная, что ее слова дошли до сердца дочери.

— Ну, как? — спросил Бертран, когда леди Генриэтта спустилась на кухню.