….Сообщение об увольнении родители встретили гробовым молчанием. Я вдруг обнаружила, что делать мне теперь совершенно нечего. Почти три года я работала в темпе: две ночи через две в «Актее» и сутки через двое у Саши, ни отпусков, ни турбаз, ни праздников…

Когда сутки работаешь, потом сутки спишь, у тебя остается всего один день для себя, что не так уж и много. Но когда ты обнаруживаешь, что тебе вообще никуда не надо… Я вспомнила о курсах дыхания и решила сходить на них еще раз. Так, на всякий случай…

На этот раз в коридоре физкультурного диспансера было пустынно и тихо. Я робко постучала в дверь. Психолог был у себя. Он посмотрел на меня и вздохнул.

– Вы хотели позаниматься?

– Да…

– Вообще-то сегодня я хотел уйти пораньше, но если вам нужно, то я, конечно, задержусь.

Я подумала, нужно ли мне, и решила, что да. Наконец-то рядом со мной никого не было! Можно перестать думать о том, как ты выглядишь со стороны, перестать контролировать себя и отдаться во власть музыке и обжигающему легкие и гортань кислороду. И сколько угодно не дышать и уплывать в сладкую истому чуть тошнотворной нирваны.

Я лежала на коврике и постепенно переставала ощущать тело. Звучали тамтамы, они будоражили кровь и одновременно лишали воли, они будили древнее, что есть в каждом человеке, и цивилизация с ее нормами уходила прочь.

Нет, я все еще была в комнате, на коврике, и я осознавала это. Однако я была не просто собой, не просто телом, я была больше, чем мое тело. В этот раз я задержала дыхание особенно долго.

Перед моим мысленным взором была темнота, и потом я вдруг поняла, что я одновременно лежу на коврике и несусь в бездну. Черное пространство летело мимо меня с необыкновенной скоростью, и я ощутила этот полет не только умом, не только мозгом, но и всем телом. Вдруг, словно в доведенном до реальности мультфильме, все затормозилось, причем настолько быстро, что тошнота подступила к горлу и на мгновение закружилась голова, и я увидела демона. Страшную кроваво-красную харю, парящую в пространстве.

И как это бывает во сне, я словно смотрела со стороны и одновременно была этим демоном, постепенно разбухающим от гнева и злости, медленно заполняющим все новые и новые кубические километры пространства. Я была им, но означало ли это, что он был мной? Я ощущала, как злоба, ненависть, агрессия черным потоком льются в меня, и заполняют каждую клеточку тела, заставляют эту каждую клеточку разбухать до размера отдельной вселенной. Яд копился в этой страшной кровавой харе, напоминающей только что выдранное сердце, но на задворках сознания вдруг возникла уверенность, что это не вечно, что это не навсегда.

Поток яда хлынул наружу, исчезая, рассеиваясь в пространстве. Это был одновременно взрыв, разносящий вещество на тысячи кусочков в миллионные доли секунды и медленное извержение. Он не принес с собой облегчения.

А в следующее мгновение я стала трупом.

Снова странное раздвоение: я – это труп, останки, и я же парю над ними, наблюдаю со стороны, рассматриваю втоптанное в грязь, в песок, тело, обнажившиеся из-под грязи почти белые ребра и лоскутки то ли мундира, то ли камзола, прикрывающие эти ребра. Череп тоже уже наполовину истлел, кости обнажились, в глазницах не было глаз… Челюсть отпала вниз.

Я чувствовала, что моя собственная челюсть непроизвольно расслабилась, точно копируя положение челюсти мертвеца. Я была им, а он – мной. Я была предметом, не имеющим души, домом, который давно оставил неугомонный хозяин, я была вещью. А вещь не чувствует ни горя, ни сожаления, ни покоя…

Тамтамы зазвучали тише, и я поняла, что лежу на коврике уже почти час. Я с усилием открыла глаза, несколько раз моргнула. Психолог, оказывается, уже включил свет.

– Пора просыпаться, – тихо сказал он. – Как путешествие?

– Странное… – сказала я, не в силах разобраться в собственных ощущениях, так много их было.

– Что-то видели?

– Да, – я потерла виски, несколько раз повела рукой по голове, села. – Я была трупом.

– Что? – психолог выключал аппаратуру, но при этих словах повернулся ко мне.

Я встала.

– Я просто была трупом.

– И… что вы чувствовали?

– Ничего. Абсолютно ничего.

Я сложила коврик в сумку, и мы вышли из комнаты.

– Неужели совсем ничего?

– Ну… У меня челюсть отвисла, – сказала я, не придумав ничего лучше.

Кажется, он был разочарован.

– Вам лучше на курсы больше не приходить, – сказал он мне, когда я спросила про следующее занятие.

Я замолчала. Мы спустились по темной лестнице физкультурного диспансера. У крыльца его ждала служебная машина. Мы кивнули друг другу, и он уехал. Я побрела по заснеженной улице.

Приближался Новый год, в окнах домов тут и там виднелись наряженные елочки. Я очень отчетливо поняла, что этот новый тысяча девятьсот девяносто шестой год не несет мне ровным счетом ничего хорошего. Я была снова одна против всего мира, и я была без работы.