Либби разводит руками:

– По-моему, у Эсме тоже нет. Врачи считают, что есть, но я им не верю. По-моему, эти припадки начинаются, когда Эми вселяется в тело Эсме. Видения из прошлого. Что-то в этом роде.

Сердце у меня тяжело колотится, готов вырваться вопрос, ответ на который я отчаянно искала все эти десять лет. Тот, что заставил меня провести столько ночей без сна, сколько никакой другой, а если мне все же удавалось заснуть, приводил за собой самые чудовищные кошмары.

Я хочу произнести его вслух, но во рту так пересохло, что не выговорить ни слова.

– Она… когда-нибудь говорила что-нибудь о том… – сглотнув, снова пытаюсь я заговорить, – что случилось с Эми? О том… где ее тело?

Как только эти слова слетают у меня с губ, сердце вновь разрывается на части. Я жду ответа Либби, почти не в силах дышать.

– Нет, – говорит она. – Пока нет.

Меня охватывают одновременно разочарование и облегчение. Неизвестно, что было бы больнее – не знать или знать.

– И не надо ее об этом расспрашивать, – говорит Либби. – Ладно?

– Но я…

– Да, знаю, вам нужно это узнать, но нельзя заставлять ребенка силой. Эти припадки… – Лицо женщины страдальчески морщится. – Смотреть жутко. А потом, когда приходит в себя, она такая перепуганная, цепенеет и дрожит. Делается такая… беззащитная, ужас просто! Мне бы обнять ее, сказать, что все будет хорошо, так не дает. К тому же мы обе знаем, что ничего хорошего не будет. – Она наставляет на меня палец. – Не знаю уж, какие ужасы дочь видит во время этих припадков, но однажды они все выплывут наружу. Я даже боюсь. Но это должно случиться, если Эсме когда-нибудь сумеет справиться. Вы должны пообещать мне, что не будете на нее давить.

– Но разве не лучше было бы сразу со всем разобраться?

– Нет. Для нее не лучше. И для меня тоже. Нелегко слушать, как моя дочь рассказывает о том, чего с ней никогда не было. О местах, которые никогда не видела. – Либби смотрит куда-то вдаль. – Она становится совсем чужой. После каждого припадка в ней чуть больше Эми и чуть меньше Эсме. Не знаю, что хуже. Потерять дочь вот так… – она щелкает пальцами, – или смотреть, как она исчезает постепенно.

Я беру женщину за руку, сжимаю кисть. Она поднимает взгляд и слабо улыбается:

– Пообещайте, Бет, что не станете ее допрашивать, или я вас больше близко к ней не подпущу.

Я с трудом проглатываю комок и киваю. Сейчас не время предлагать регрессионную терапию. Но этот момент настанет. Скоро. И она поймет, что это лучший выход.

– Обещаю, – говорю я.

Музыка в динамиках смолкает. После объявления о том, что через пять минут время заканчивается, на катке начинается столпотворение. Кто-то катит к выходу, большинство прибавляет скорости, пользуясь тем, что стало посвободнее.

– Еще одно, – говорит Либби, вставая. – Я не хочу, чтобы она еще больше запуталась. Так что называйте ее Эсме, по крайней мере пока. Так будет проще, и нам никто не задаст неудобные вопросы. Договорились?

Я соглашаюсь. Все равно мне трудно даже представить, что я буду звать ее как-то иначе.

Эсме приближается, описывая ровные круги. Ее волосы развеваются. Серебристая куртка блестит. Звезда на орбите. Когда музыка останавливается и служащие начинают торопить людей к выходу, она переступает со льда на резиновый коврик легко и изящно.

Девочка идет к нам, пошатываясь на коньках, и я вижу маленькую Эми, ковыляющую в моих туфлях на каблуках.

– Здравствуй, Эсме, – говорю я. – А ты классно смотрелась на катке.

– Иди переобуйся, милая, – говорит Либби. – Мы тебя тут подождем.

– Может, выпьем чего-нибудь? – Я показываю на прилавок, над которым плывут струйки пара с запахом фруктов. – Ты, наверное, хочешь пить после всей этой беготни?

– Да-да, пожалуйста! – кивает Эсме.

Так приятно видеть ее оживление и хорошие манеры – точь-в-точь как у Эми.

– «Райбину» любишь? – спрашиваю я.

Эми любила.

Эсме отвечает утвердительно и, пошатываясь, отходит за своими ботинками. Мы с Либби идем к киоску с напитками и ждем ее там. Я беру два стакана глинтвейна. Либби к своему не притрагивается.

– Мне нужна ясная голова, – говорит она и ставит пластиковый стаканчик обратно на прилавок. – И вам тоже.

Я потягиваю из своего стаканчика. Горячая рубиновая жидкость обжигает нёбо. Дую на нее, чтобы остудить, отпиваю еще глоток. И еще. К тому времени, как Эсме возвращается, уже допиваю свой глинтвейн и половину того, что купила Либби. Отдаю Эсме «Райбину», девочка отрывает соломинку от картонной коробочки и вставляет ее в отверстие сверху.