Шрифт:
Хемнолини думала о матери Нолинакхо. Девушка догадывалась, почему взволнованная Кхемонкори не спала прошлую ночь. Первое потрясение и страх, вызванные предложением выйти замуж за Нолинакхо, прошли. И в душе Хемнолини росла горячая привязанность к нему, но в этой привязанности не было ни страданий, ни беспокойных порывов истинной любви. Молодому человеку, который весь ушел в себя, конечно, не нужна любовь женщины, но ему, как и всем, необходима человеческая забота. Кто будет заботиться о нем – ведь мать его стара и слаба. А жизнь Нолинакхо в этом мире достойна уважения! Чтобы служить такому человеку, надо благоговеть перед ним.
То, что она услышала сегодня о Ромеше, явилось тяжелым испытанием для любящего сердца девушки. И ей пришлось собрать все свои душевные силы, чтобы выдержать этот жестокий удар. Теперь ей казалось унизительным страдать из-за Ромеша. Она не хотела ни осуждать, ни обвинять его.
Земля продолжает неизменно вращаться, в то время как миллионы людей совершают плохие и хорошие поступки, и Хемнолини вовсе не собиралась осуждать кого бы то ни было. Она не хотела думать о Ромеше. Иногда она вспоминала погибшую Комолу, и ей становилось страшно. Она мысленно спрашивала себя, какая связь между ней и несчастной самоубийцей. Стыд, гнев, жалость сжимали сердце Хемнолини. Молитвенно сложив руки, она обращалась к богу: – О всевышний, почему я так страдаю? Чем я виновата? Сними с меня эти оковы, милосердный, разорви их! Мне ничего не нужно, только бы жить спокойно в мире твоем!
Онноде-бабу не терпелось узнать, как отнеслась Хемнолини к тому, что рассказал Окхой, но у него не хватало смелости спросить ее об этом. Хемнолини сидела на веранде с вышиванием. Несколько раз Оннода-бабу проходил мимо, но, глядя на задумчивое лицо дочери, не решался заговорить.
Только вечером, когда Хемнолини поила его молоком с лекарством, которое прописал врач, он наконец набрался духу.
– Убери, пожалуйста, свет, – попросил он дочь. И когда комната погрузилась во мрак, Оннода-бабу начал разговор: – А этот старик, кажется, хороший человек…
Хемнолини ничего не ответила.
Другого вступления Оннода-бабу придумать не мог и прямо перешел к делу.
– Я удивлен поведением Ромеша. Много было толков о нем… Но я до сих пор им не верил. Однако теперь…
– Отец, оставим этот разговор, – печально прервала его Хемнолини.
– Дорогая, мне тоже не хочется говорить об этом! Но, увы, посуди сама, волею создателя все наши радости и несчастья связаны с этим человеком, и мы не можем безразлично относиться к его поступкам.
– Нет, нет, – взволнованно возразила девушка, – зачем наше счастье ставить в зависимость от того или иного человека! Отец, я совершенно спокойна. Мне совестно, что ты напрасно беспокоишься обо мне.
– Хем, – продолжал Оннода-бабу, – я стар, но мне не найти покоя, пока ты не устроишь свою жизнь. Я не хочу, чтобы ты стала отшельницей.
Девушка молчала.
– Пойми, дорогая, – уговаривал Оннода-бабу, – конечно, ты испытала тяжелое разочарование, но все же не следует отвергать те блага, которые предлагает тебе жизнь. Сейчас ты замкнулась в своем горе и не можешь знать, что сделает тебя счастливой и полезной в жизни. Я же все время думаю о твоем благополучии. И знаю, что принесет тебе счастье и успокоение. Не пренебрегай моими словами.
Из глаз Хемнолини полились слезы.
– Не говори так, отец. Я не отвергаю твоего предложения и поступлю так, как ты укажешь. Только дай мне время очистить свою душу от сомнений и подготовиться.
Оннода-бабу в темноте прикоснулся к мокрому от слез лицу дочери и погладил ее по голове. Больше он не сказал ни слова.
На следующее утро, когда Оннода-бабу и Хемнолини пили в саду под деревом чай, вновь появился Окхой. Оннода-бабу вопросительно взглянул на него.
– Пока никаких следов, – сказал Окхой, беря чашку чаю и усаживаясь. – Некоторые вещи Комолы и Ромеша до сих пор находятся у господина Чоккроборти, – медленно продолжал он. – Он не знает, куда послать их. Несомненно, Ромеш-бабу, когда узнает, где вы, не замедлит приехать. Тогда вы…
– Окхой, – неожиданно для всех гневно перебил его Оннода-бабу, – ты совсем лишен здравого смысла. Зачем Ромешу приходить к нам? И почему я должен заботиться о его вещах?
– Боюсь, что вы ошибаетесь или несправедливы к нему. Ромеш-бабу сейчас уже раскаялся в своем поступке, – начал оправдываться Окхой. – Разве не долг старых друзей поддержать его? Можно ли покинуть его в такую минуту?
– Окхой, – отвечал Оннода-бабу, – ты только портишь нам настроение, все время возвращаясь к разговору о нем. Сделай милость, никогда больше не вспоминай о Ромеше.
– Отец, не волнуйся, – нежно промолвила Хемнолини. – Тебе вредно. Окхой-бабу может говорить все, что хочет. В этом нет ничего плохого.
– Нет, нет, простите меня, – извинялся Окхой. – Я не понял всего.
Глава 54
Мукундо-бабу с семьей решил уехать из Бенареса в Мирут. Все вещи уже были упакованы, и отъезд назначили на утро следующего дня. Но Комола все еще надеялась, что какое-нибудь событие помешает отъезду, или, может быть, доктор Нолинакхо еще раз навестит своего пациента. Но не случилось ни того, ни другого.