Часто высмеивая восточноазиатскую вежливость с ее преувеличенным самоуничижением, люди совершенно не задумываются над глубоким смыслом такого поведения. Это поведение призвано подавить безграничную наивность «человека естественного», которая делает невозможным существование человеческого общества. Человек вовсе не «существо общественное», как говорил Аристотель, а, напротив, существо антиобщественное, которое, конечно, одной стороной своей сущности стремится к сотрудничеству, но, с другой стороны, в своем «необлагороженном» природном состоянии не способно ни к какой истинной общности.

Тот, кто из древних культур возвращается в жернова современной жизни, где обуздание и облагораживание природного человека вот уже более полувека [19] запускается и недооценивается все более ужасающим образом, тот вновь удивляется варварской наивности, распространяющейся повсюду и дающей нам представление о том, что такое человек, «когда он вырывается из оков» и посвящает себя «обеспечению своих прав» на земле. Самоуправление, самоопределение, собственная ответственность – все это некогда выглядело весьма многообещающе. Но тогда было еще и другое. Это другое с некоей высоты определяло то, что можно, и из некоей глубины запрещало то, чего нельзя, а также напоминало, давало советы. А современный человек, управляющий собой, становится каким-то ужасающим видением…

«Современные задачи образования». Под такими заглавиями выходят бесчисленные статьи и целые труды, где говорится о вещах, не имеющих ничего общего с нуждами образования в наше время. Чтобы понимать Гёте, нужно сначала лет сто обучаться элементарным вещам. Задача образования в наши дни на удивление проста. Образование – это прежде всего дать знания того, что ты должен другим, а потом, исходя из этого, научить человека говорить, молчать и действовать. Вот в чем состоит величайшая и фундаментальная задача образования и самообразования.

А как же выполнить эту задачу в наш век, когда понятие обязанности полностью вытеснено погоней за собственными правами и где осталось только обременение другого в свою пользу.

Посмотрим на тех спортсменов, у которых не остается ни одного свободного воскресенья для того, чтобы побыть с родителями, просто заглянуть себе в душу. Они рискуют оторваться от великого смысла и самой основы жизни и хотят только брать, ничего не давая взамен.

Посмотрите, сколь много ужасающей бездумности в отношении к служебным обязанностям, к уходу за больными, к домашним обязанностям, к тому, чтобы терпеливо нести груз, возложенный на тебя жизнью. И нет тут ни справедливого, заботливого воздаяния, ни чувства ответственности!

Понаблюдайте за тем, как во всех сферах жизни бешеное или слепое современное «я» постоянно восстает против других и, доходя до гротеска, подделывает все «счета» в свою пользу. Но у этого «я» нет ни времени, ни глаз, ни сочувствия, чтобы со своей стороны задуматься о вечных обязанностях по отношению к другим и просто об обязанностях текущего дня.

Звезда святых в наши дни светит вполнакала. Святые – такие живые примеры святости были у всех великих народов – вновь и вновь поднимали на пьедестал истинные ценности, давая им мужество жить в простоте, служить, быть непоколебимо твердыми по отношению к маленькому, вечно злящемуся, шумящему, надутому «я» со всей его низостью, трусостью, необязательностью и всякого рода пустыми отговорками и самообманом.

Неудивительно, что так называемая большая политика – лишь выражение этого состояния человека? В международной политике нарыв уже прорвался – давно тлевшее варварство показало свое истинное лицо. Мы должны заново открыть для себя человеческую природу во всей ее глубине, прежде чем сумеем по-новому понять истину «сверхприроды» и овладеть ею.

Смертельный враг Наполеона Бонапарта мадам Ремюза в своих мемуарах с уважением к императору рассказывает одну историю. Во время пребывания Наполеона в Египте член Директории Барра попросил его прибыть в Париж, чтобы навести там порядок. За кораблем, на котором он плыл, шел английский крейсер, который недалеко от Марселя произвел пушечный выстрел по снастям французского корабля. При этом один из матросов свалился с мачты в воду. Капитан велел плыть дальше, так как на кону стояли слишком важные проблемы, чтобы останавливаться из-за одного матроса, подвергая опасности миссию генерала Бонапарта, да еще вблизи гавани. Но Бонапарт приказал остановиться и спасти матроса. У диктатора, жертвовавшего сотнями тысяч людей, когда, как ему казалось, это было необходимо во имя великой цели, всегда были открыты глаза и сердце для маленьких людей в его окружении. Он был преисполнен внимания и благодарности по отношению к тем, кто обслуживал его, соблюдал человеческое «'egalit'e», равенство, не взирая на чины и авторитеты, а какой-то внезапный вопрос или знак внимания говорили о том, что в гуще всех своих дел он принимал личное участие в людях, с которыми контактировал по службе. Эта его черта покорила сердце графа Сегюра, поначалу ненавидевшего его, а затем сопровождавшего его в Берлин. Эта черта Наполеона, пожалуй, была решающей, позволявшей ему влиять на массы, увлекая их за собой.

Кто не в состоянии быть внимательным, чутким и одновременно сильным и волевым, тому никогда не суждено стать истинным вождем. Нет ничего более отталкивающего и постыдного, чем те так называемые деловые люди, которые из-за помрачения сознания не видят собственного окружения. Они никогда не похлопают своих лошадей по шее, вечно забывая взять для них сахар, никогда не похвалят кухарку, не выскажут слов признательности собственной жене за домашние труды. Они позволяют себя обслуживать безо всякого внимания и сочувствия к чужой усталости, рассеянно здороваются, не находят для «маленьких» людей ни доброго слова, ни элементарного внимания, воспринимают все лишь с «деловой» стороны. Они не уделяют своим сотрудникам человеческого участия, никогда не вспомнят о понапрасну мерзнущем шофере, скупы на чаевые носильщикам их больших чемоданов, но не жалеют никаких денег ради собственного комфорта. И, тем не менее, они с упорством безумцев верят, что их жизнь угодна Богу и людям.

Организация мира и сердечная доброта гораздо более тесно связаны друг с другом, чем полагают те, кому доступна лишь техническая сторона жизни. Невидимая и безвестная гуманность в мелочах, пристальное внимание к тем, кто никогда и ничем не сможет нам помочь, умение найти время для чего-то или кого-то, когда у нас совершенно нет времени – это более весомая жертва в глазах высшего мира, чем простая деловитость. И таинственным образом эта жертва возвращается благословением к тем, кому она была заповедана свыше и кто последовал этому призыву, вместо того чтобы смотреть на часы… И не удастся организовать мир, если не собрать сокровища в том «вышнем» царстве; нет и не может быть никакой организации, если человек не выйдет из своего «я» и не войдет в мир другого. Одного 'esprit de g'eometrie (духа геометрии, расчета), опирающегося только на логику, недостаточно, если к нему не присоединяется основанный на интуиции 'esprit de finesse (дух тонкого ума и вкуса), начиная соединять и увлекать за собой то, что нельзя упорядочить одной организационной техникой. Когда бог света Аполлон играл на арфе, чтобы помочь царю Адмету построить город, камни сами укладывались в стену. Так оно и есть: верный тон создает городские стены и все остальное, небесные струны, божественный свет во взгляде на людские дела и в обхождении с ними, а не каменщик, не цемент, не система Тейлора, не наука об организации производства. Только тот, кто время от времени выходит за пределы «производства», действительно в состоянии «осуществлять производство работ». Только тот, кто готов потерять время, выиграет его, только тот, кто нерасчетлив, составляет правильные счета, только тот, кто человечен, воистину служит делу.