Они улыбнулись друг другу, и улыбка Хлои говорила: «Ну и столпотворение! Шагу нельзя ступить! Как ты загорел…», а его – «Я мог бы стоять тут вечно, глядя на тебя. Я никогда не буду так счастлив». И действительно их единение казалось большим, чем будет еще некоторое время после первого соприкосновения рук. Только когда были повторены последние прощания, подтверждены без необходимости последние договоренности и устало преодолены все формальности расставания и прибытия, они смогли заговорить друг с другом как старые друзья, а не случайные знакомые, и произошло это не раньше, чем они выехали на ее машине в Чентерс.

– Спасибо, что приехала меня встретить, Хлоя.

– Я все равно собиралась в Чентерс, дорогой, глупо было бы не заехать.

Рассмеявшись, он покачал головой:

– Ты же знаешь, что там никого нет.

– А миссис Лэмбрик?

– Я и забыл про миссис Лэмбрик.

– Она не будет шокирована?

– Виду определенно не подаст и уж точно ничего вслух не скажет. За большее не поручусь.

– Что бы ни делал молодой хозяин, все правильно.

– Наверное, так… в общем и целом.

– Ты ведь меня не отталкиваешь, дорогой? Ты обрадовался моей телеграмме?

– Так обрадовался… Да, кстати, на тебе случайно нет корсета «Эласто-пояс Пэдвика»?

– Нет, дорогой. На мне узенький пояс с подвязками, который я купила в маленьком магазинчике дамского белья под названием «Элиза». Очень странный у нас разговор, надо посмотреть, к чему он приведет. Продолжай, голубчик.

Иврард умиротворенно улыбнулся:

– Какое удовольствие снова с тобой разговаривать. На корабле была одна дама…

– Так это на ней было?

– Она когда-то служила для них демонстрационным манекеном. Потом вышла замуж за изобретателя, а когда он умер, перестала их носить.

– Трагично, – сказала Хлоя. – Или еще как-то. Что она носит теперь? Сколько ей лет? Да, и как там уйма бразильянок?

– Их было только семь. Не преувеличивай.

Хлоя наградила его своей знаменитой улыбкой и вложила левую руку в его. Так она вела какое-то время молча, а потом вдруг сказала:

– За такую езду арестовать могут, и происшествие попадет в газеты. Тебя это беспокоит?

– Не слишком.

Еще немного помолчав, она сказала:

– Хотелось бы, чтобы все было иначе.

– Никогда не бывает.

– Нет. Кто всем заправляет?

– Бог, наверное. Но я не знаю, кто он.

– И я тоже. И я не знаю, что он делает. Не знаю, есть ли ему чем гордиться.

– Нельзя все валить на него.

– Нет, я ни на кого ничего не хочу валить. Просто хочу знать, кто дергает за ниточки.

Он повернулся на нее посмотреть, но ее глаза были устремлены на дорогу впереди, а по ее милому профилю он ничего не смог прочесть.

– Что тебя тревожит, дорогая?

– Общая неудовлетворенность. Мне надо сменить передачу, голубчик, не обижайся. – Отняв руку, она вернула ее на руль. – Не будь у меня здоровье такое отменное, я давно бы совершила самоубийство. А ты что думаешь о самоубийстве?

– Всегда есть завтра.

– В том-то и дело. Впереди всегда ждет проклятый день – в точности такой же, как любой предыдущий.

– Ты не можешь знать наверняка. Возможно, завтра ты кого-нибудь встретишь и влюбишься в него.

– Дорогой, я постоянно это делаю.

– Нет.

– Что ты хочешь сказать этим «нет»?

– Хочешь услышать?

– Да. Нет. Ладно, дорогой, скажи.

– Больше всего на свете тебе хочется счастливого замужества. Тебе хочется собственного мужа и собственных детей – трех: двух мальчиков и девочку. Тебе хочется собственный дом, чтобы им заниматься, сад, чтобы за ним ухаживать, детей в школе, чтобы им писать и планировать для них счастливые каникулы, собаку, которая каждое утро умоляла бы вывести ее на прогулку, старушек в деревне, чтобы с ними поболтать, и мужа, чтобы выслушивать о его делах, когда садитесь вечером обедать. Не знаю, будешь ли ты по-настоящему счастлива, и ты тоже не знаешь, но ты знаешь, что перед тем, как согласиться, должна быть твердо уверена в мужчине. Каждый следующий мужчина, которого ты встречаешь, может хранить ключик к твоему… воздушному замку. Ты поощряешь его любить тебя, ты пылко отзываешься на ухаживания, и… никакой огонь не вспыхивает. Но если этот претендент не подходит, всегда будет следующий.

Хлоя молчала так, что он решил, будто она не слышала или, услышав, обиделась. Но некоторое время спустя она сказала:

– Что со мной не так?

– Твой Барнаби. По твоим рассказам он мне понравился. Что с ним не так?

– Ничего. Он очень милый.

– Но ты его не любишь?

– Люблю, но только когда я с ним. Это ведь не любовь, правда?

– Нет.

– То, что ты сейчас сказал… это было восхитительно. Я едва не заплакала. Нет, мне правда хотелось. Но что, если ты Элизабет Барретт Браунинг, или Джейн Остен, или Эмили Бронте? Все равно ведь хочется писать. А кто станет писать книги тайком и урывками, между выгулом собаки и штопаньем детских носков? И если… Ох, милый, что, если дело во мне… сам знаешь, что я хочу сказать…