Шрифт:
А Глебов, словно хотел услужить ему, продолжал, уже будучи в приподнятом состоянии:
– Берегитесь, господа! Наш черкес не пьет сегодня ничего, кроме крови…
Танцы продолжались. Мартынов молча наблюдал. Он наблюдал за всем, что происходило в гостиной, но чаще всего незаметно поглядывал на небольшую группу, расположившуюся у ломберного столика в противоположном углу комнаты.
«Роза Кавказа» только что поблагодарила молодого офицера, отчаянно вертевшего ее в вальсе. Лермонтов, до сих пор не принимавший участия в танцах, встал и поклонился ей, приглашая вальсировать.
– Михаил Юрьевич! Пощадите… Я так устала! – отвечала, обмахиваясь веером, Эмилия Александровна.
– Прошу вас, пожалуйста! – настаивал поэт.
– Не могу. Лучше не просите! – Девушка обратилась к Пушкину, сидевшему рядом: – Лев Сергеевич, вступитесь за меня…
Пушкин весело глянул на Лермонтова.
– Неожиданное и полное фиаско, Михаил Юрьевич! Вам остается взять реванш в картах.
– К вашему сведению, несносный картежник, – перебила Эмилия Александровна, – никаких карт сегодня не будет.
– Тогда зачем же я здесь? – Лев Сергеевич глянул на девушку с комическим отчаянием.
Лермонтов все еще стоял перед ней.
– Вы не откажете мне, – поэт говорил не то шутя, не то серьезно, – если я попрошу вас последний раз в моей жизни…
– Ну, если так, тогда извольте, – со смехом отвечала Эмилия Александровна. – Кто же может отказать в подобной просьбе?
Они пошли вальсировать. Лермонтов долго не отпускал свою даму. Он танцевал с видимым наслаждением, но после этого уже не принимал участия в танцах. Вернувшись на место, поэт поднял крышку ломберного стола и стал чертить мелом на сукне какие-то карикатуры.
Эмилия Александровна с любопытством заглядывала через его плечо. Лев Сергеевич Пушкин сопровождал каждый набросок короткими репликами.
Лермонтов рассеянно стер мел. Оглядел гостиную. На сукне в несколько штрихов появился новый набросок. Силуэт Мартынова в грозной папахе был доведен до предела выразительности. Эмилия Александровна хохотала, всплеснув руками.
– Господин Кинжал… – начал Лермонтов.
В это время князь Трубецкой, сидевший за роялем, вдруг оборвал игру. Слова поэта прозвучали неожиданно громко, на всю гостиную.
Мартынов быстро подошел.
– Сколько раз я просил вас, – резко обратился он к поэту, – прекратить ваши шутки, особенно при дамах!
Не ожидая ответа, Николай Соломонович быстро отошел.
– Что с ним? – удивился Пушкин.
– Ох, язык ваш – враг ваш! – наставительно сказала Лермонтову Эмилия Александровна и погрозила ему пальчиком. – Смотрите, Мартынов вне себя!
– Пустяки! – отвечал Михаил Юрьевич. – Если не сегодня, то завтра мы опять будем приятелями.
Трудно было этому не поверить. Все давным-давно привыкли к карикатурам Лермонтова. Никто не обратил на случившееся никакого внимания.
Эмилию Александровну снова приглашали нарасхват. Даже Мартынов участвовал в кадрили.
Михаил Юрьевич сидел с Пушкиным все у того же ломберного стола. Поэт рассеянно наблюдал за танцующими. Глянул на Мартынова и, кажется, совсем о нем забыл.
– Итак, опять в дорогу, Михаил Юрьевич? – спросил Пушкин, подумывавший о том, как бы ему улизнуть с этого ничем не примечательного вечера.
– Дорога не дальняя, – отвечал поэт. – Может быть, опять заеду в Пятигорск. Я без устали навожу справки в Петербурге: отпустят ли меня наконец в отставку? Теперь бабушка моя согласна хлопотать.
– Ну, а коли другая бабушка надвое скажет? – Пушкин улыбнулся. – Что тогда станется с музами?
Лермонтов молча пожал плечами.
За ужином разговор стал общим. Желали счастливого пути отъезжающему поэту, пили за его здоровье.
– Михаил Юрьевич! – воскликнула юная Наденька. – Неужто вы не попадете на голицынский бал?
Приглашения на этот бал, назначенный на пятнадцатое июля, жаждали все дамы и страшно волновались. В городском саду сооружался зеркальный павильон; говорили о фантастической иллюминации и прочих сюрпризах, заготовленных сановным устроителем.
На этом и сосредоточились все разговоры за столом.
После ужина сразу стали расходиться. Молодые люди вышли на улицу шумной толпой.
– Михаил Юрьевич, – подошел к Лермонтову Мартынов, – имею к вам недолгий разговор.
Пропустив вперед остальных, он пошел рядом с поэтом.
Глава четвертая
На следующее утро, едва Лермонтов проснулся, к нему явился Глебов. Корнет имел торжественно-официальный вид.
– Я к тебе от Мартынова. Он требует удовлетворения.