Немировский Александр Иосифович
Шрифт:
И тут на пути беглецов вырос Ангада.
— Назад, обезьяны! — вопил он, простирая лапы. — Где ваше былое бахвальство? Где хвастовство одержанными победами? Над вами будут потешаться жены и усомнятся в вашей мужской силе! Не позорьте безупречный обезьяний род. Пусть не покажется нашим потомкам, что Рама мог расправиться с братом Раваны без вашей помощи.
Пристыженные беглецы вняли голосу разума. Подавив страх, они покинули деревья и скалы, избранные убежищем, и с храбростью отчаяния ринулись в бой. Они ломали утесы, вырывали с корнем стволы и наносили Кумбхакарне удары. Он же валил их сотнями, устилая трупами землю. Но отважные обезьяны кидались на него вновь и вновь. Облепленный сплошь обезьяньей дружиной, исполин напоминал царственного Гаруду, истребителя змей.
Успехи брата окрылили Равану, и он сам вышел на равнину.
— Все обезьяны да обезьяны, — проговорил Кумбхакарна недовольно. — Где же твои недруги? Где братья, о которых мне прожужжали уши твои посланцы? Неужто меня лишили сна из–за обезьян!
И в это время из лагеря выступил бесстрашный Лакшмана. Он шел с неприкрытой грудью. В его руке был лишь один верный ему, испытанный в боях дротик…
Увидев противника, Кумбхакарна с том двинулся ему навстречу. Оба войска затаили дыхание. Единоборство началось.
Обнажив меч, исполин нанес удар первым. Ловким движением Лакшмана отклонился и сам метнул дротик. Заметив это, исполин швырнул ему навстречу свой меч. Раздался звон от столкновения металла. Оружие упало на траву. Оглянувшись, Лакшмана увидел одинокое дерево. Вырвав его с корнем, он наотмашь ударил им противника. Исполин зашатался, но, собрав силы, метнул в Лакшману копье. Тот еще раз уклонился, и только кончик копья задел кисть его руки.
— Царапина! — крикнул Лакшмана. — А теперь берегись!
И в это время камень, который он поднимал с земли, вывалился из его рук. В глазах потемнело. Ноги подкосились, и он рухнул на траву. Копье было отравленным.
Крики ликования, вырвавшиеся из уст ракшасов, слились с горестными возгласами воинов Сугривы. На поле выбежал сам Рама и опустился на колени рядом с братом. Подхватив тело, он перенес его в лагерь и положил на свой расстеленный плащ. Полдневное солнце при виде поверженного Лакшманы печально прикрылось облаками.
Гора Спасения
Главу ты склонила свою на Ланке, краса Гималаев, Гора Махадая, Меру великой сестрица родная. Тоскует она и поныне о Химавате далеком И все еще верит наивно об исполненье зарока.
Рама все еще стоял на коленях перед неподвижным телом Лакшманы. Сердце его не билось. Рука, задетая отравленным копьем, посинела.
— О брат мой! — восклицал Рама в отчаянье. — Почему я не отговорил тебя от твоего непреклонного решения? Почему я не вышел на поле боя сам?
Между тем стали прибывать лекари со всех концов Ланки, за которыми Сугрива сразу же разослал самых быстрых обезьян.
По одному они подходили к Лакшмане, осматривали и ощупывали его и отходили, печально покачивая головой. Что может спасти от яда, распространившегося по всему телу? И только один очень старый лекарь, всю свою жизнь проведший в лесах, сказал:
— На севере страны, из которой вы пришли, там, где земля сходится с небом, есть гора. Ее легко узнать, ибо она стоит особняком. Она покрыта целебными травами. Одна из них обладает силой, способной изгнать яд. Нелегко ее найти. Женщины, которых посылают за ней, долго ползают на коленях, перебирая стебли, пока ее не отыщут. Этому же человеку без травы с той горы не пережить заката. Осталось полдня.
— Целых полдня! — воскликнул Хануман, пускаясь в полет.
Он несся как стрела, со свистом прорезая воздух. Промелькнул Океан, его родич, когда–то к нему благосклонный. Потянулись сплошные леса. Из–за быстроты движения не было видно ни одного города, ни одного селения. Слева величественно двигалось Солнце, приближаясь к горизонту. Вот и громада Химавата. Хануман был здесь впервые, но любоваться не было времени. Где же одинокая гора? Да вот она! Как молния, Хануман опустился на ее вершину и стал перебирать пальцами стебли. Но уже начинало темнеть. Времени для поисков не оставалось.
Трава, наверное, прячется. Тогда он унесет гору со всем, что на ней есть.
— О Махадая! — обратился Хануман к горе. — Тебе предстоит приятное путешествие. И у тебя будет много впечатлений. Ведь ты никогда не видела Океана, и Океан не видел тебя. Когда же ты насладишься красотами, я верну тебя на место. Не противься мне, гора!
И гора не воспротивилась. Как все существа женской породы, она была любопытна. Да и никто в жизни не обращался к ней с такими просьбами.