Синева осенних вечеров
вернуться

Гроссман Марк Соломонович
Шрифт:

1. Вечерний свет

ВРЕМЯ

Спешат иль тянутся года, А день и ночь — и сутки мимо. Проходит жизнь неумолимо В заботах боя и труда. Мы часто видели в глаза Народа радость и тревогу, И мы могли б о них сказать, Чтоб захватило дух, ей-богу! А нам все кажется, что время Не так в строке отражено, И не посеяно то семя, Что нам посеять суждено. 1952

МЫ ВСЕ ПРОХОДИМ ЧЕРЕЗ СМЕРЧИ

Мы все проходим через смерчи И дышим дымным духом их. Мы все проходим через смерти Друзей и недругов своих. И, провожая в землю, в темень Кого-то, плача и скорбя, Хороним собственное время, Частицу малую себя. О, непосредственность и бодрость, Года, спаленные войной! Вас заменяет ныне возраст Нелегкой мудрости земной. Печальной мудрости… печальной… Но и в печали довод свой: Что было — то сильней плечами, Что есть — то крепче головой. Прощанье с прошлым — как прощенье Всего, что жжет наедине. Чем старше мысли — тем прочнее, — И в том утеха седине. 1967

ПОДОШЛИ МЫ УЖЕ К ПОРОГУ

Борису Ручьеву

Подошли мы уже к порогу, За каким умирает речь. Я боюсь за тебя, ей-богу, — Не умеешь себя беречь. Понимаю: не толстосумы, Коль копить уж — копить строку. Только все ж о себе подумай, Хоть единожды на веку. Впрочем, зряшны мои советы: Жить не на смерть, а на живот. Где себя берегут поэты — Там поэзия не живет. 1968

В ЧАСЫ ДУШЕВНОГО ПОДЪЕМА

В часы душевного подъема, Когда строке пришел черед, Нас не берут ни лень, ни дрема, Нас дьявол даже не берет. Он бытом бьет, он душит песни, А мне струится в душу звон, И все рубцы, и все болезни — Как будто небыль или сон. И даль ясна, и зренье чисто, И, может, мнится оттого, Что я не зря тружусь, Отчизна, На ниве дела твоего. 1970

УЖЕ В ОТЛЕТ СКОПИЛАСЬ ПТИЦА

Уже в отлет скопилась птица, И пахнет жухлою травой, И небо в озеро глядится Густой осенней синевой. Кигиканье послушай чаячье, Тихонько к берегу причаль… И вдруг рождаются нечаянно Твои отрада и печаль. И славно дышится в покое, И легок возраст оттого, Что не сгибает нас былое, Как будто не было его. 1970

ДАЙ НАМ БОГ КОМПАНИИ БЕЗ ФАЛЬШИ

Дай нам бог компании без фальши, Где ничем не скован дружный гам, Где кипенье фронтовых бывальщин С непременной шуткой пополам. Мне приятно братство незнакомых, И присловье к месту, неспроста, И звезда на рыцарском шеломе, И над конной лавою звезда. Ах, былые Родины бураны! Кто ж из нас в запечье тихом рос? Я люблю вас слушать, ветераны, В самосадном дыме папирос. Да и сам я юностью уважен, И с улыбкой вслушиваюсь в крик: — Наливайте стопочку папаше, Выпьем за Отечество, старик! 1970

ВМЕСТО ЭПИТАФИИ

Сырой песок в моей горсти. Мой век обуглился и сгинул. Зря не суди меня. Прости, Что я тебя одну покинул, Что я тебя не уберег От одиночества лихого, И не мое, а чье-то слово Живущих за душу берет. Иные плачут, кто-то рад, А этот скучен, хоть зарежьте. Но век не ведает утрат, Он благоденствует, как прежде. И туча в озере — ладьей, И о зиме бормочут клены, И у могил кулик кладет Свои поспешные поклоны. 1971

МНЕ ПОРОЮ МЕРЕЩИТСЯ ЧУДО

Мне порою мерещится чудо, Будто юность вернулась, звеня, Будто вновь я всесилен, — и удаль, Как волна, подпирает меня. Все как прежде. Я смел и отчаян, Снова жить мне в глуши, без жилья, И дубок мой дырявый отчалил От причала, где мама моя. Вновь брожу я по тундре и рощам, Позабыв и уют и вино, Но стихи говорят: «Мы не ропщем, Мы и сами бродяги давно». Вновь заносит меня на болота, На гольцы, где чернеют орлы. Журавли мне роняют с полета Позабытое мною «курлы…». Песня синего моря и суши, Тишину в наши уши пролей. …И природа врачует нам души С деликатностью мамы моей. 1972