– Куда вы? – спросил он. – Впрочем, и так понятно. Знаете, Вики, мне не нравится, что вы уходите из лагеря одна.

– Знаете, Джейк Бартон, я такая грязная, что сама чую, как от меня пахнет. Никто и ничто не помешает мне спуститься к реке.

Джейк, поколебавшись, сказал:

– Давайте я пойду с вами.

– Это вам не «Фоли-Бержер», дорогой мой, – засмеялась Вики, а он уже достаточно хорошо знал ее, так что спорить не стал.

Джейк проводил ее взглядом, испытывая какие-то неопределенные дурные предчувствия, хотя никаких реальных оснований для этого у него не было.

Земля и мелкие камешки то и дело выскальзывали из-под ног, так что Вики пришлось сдержать свое не терпение и поосторожнее спускаться к воде, пока она не выбралась на звериную тропу, которая шла вниз под более удобным углом. Она ступала по мягкой земле, точно по следам, оставленным какой-то пятипалой лапой, размером больше блюдца; лапа глубоко уходила в рыхлую почву, так как зверь был, по-видимому, очень тяжел. Вики вниз не смотрела, но даже если бы и смотрела, вряд ли бы поняла, что именно видит, – уж слишком манила ее вода.

Спустившись вниз, она обнаружила, что река совсем обмелела и течения в ней нет. Оставались лишь отдельные лужи, стоячие, заболоченные, не остывшие от вчерашней жары. Бурные воды Аваша, до того как оказаться в твердом русле из железняка, протекали по более мягким и рыхлым почвам.

Вики сняла пропитанную потом одежду и вошла в болотистую заводь с глубоким удовлетворенным вздохом. Она присела, погрузившись в воду до пояса, и стала пригоршнями плескать ее себе на лицо и грудь, смывая пыль и соляную корку пота.

Затем она подошла к краю заводи и вынула из сумки шампунь. Вода была такая мягкая, что на голове у нее мгновенно образовалась огромная шапка пены, которая сбегала по шее к обнаженным плечам.

Она смыла шампунь, тюрбаном завернула полотенце на голове, потом встала на колени и намылила все тело, наслаждаясь тем, что кожа наконец-то становится чистой и гладкой. Тем временем день уже настал, и Вики понимала, что остальные торопятся отправиться в путь.

Она встала на гладкий черный камень и минуту постояла, радуясь тому, что утренний ветерок овевает ее тело, но вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она быстро повернулась, слегка присев и инстинктивно прикрыв руками грудь и низ живота.

На нее упорно, не моргая, смотрели дикие желтые глаза с узкими черными блестящими зрачками.

Огромный золотисто-рыжий зверь лежал на уступе скалы в середине обрыва, он опустил голову на вытянутые передние лапы и с убийственным спокойствием следил за тем, что шевелится там, внизу. Но Вики еще не отдавала себе отчета в том, что именно она видит.

Очень медленно темный воротник гривы начал топорщиться, зримо увеличивая и без того внушительную голову. Затем дернулся хвост и стал ходить туда-сюда с размеренностью метронома.

И тут до Вики дошло, кто перед ней. В памяти вновь зазвучали жуткие звуки прошлой ночи. Она пронзительно закричала.

Джейк уже закончил чинить блок зажигания, закрыл капот и взял бутылку с нашатырным спиртом, чтобы смыть с рук смазку: В эту секунду он услышал крик и сломя голову бросился вниз. Крик был такой пронзительный, такой отчаянный, в нем слышался такой смертельный ужас, что у Джейка колотилось сердце, и тут крик повторился, еще более отчаянный, если это возможно. Скользя и спотыкаясь, Джейк стремительно съезжал по крутому склону глубокого ущелья.

С того момента, как он услышал крик, прошло всего несколько секунд.

Он увидел, что обнаженная девушка присела у воды, обеими руками зажимая себе рот. Она была белокожая, стройная, с тугими ягодицами, маленькими, как у мальчишки, и с длинными изящными ногами.

– Вики! – крикнул он. – Что случилось?!

На его голос она повернулась, тяжело вздрогнули ее груди, белые, с большими розовыми сосками, затвердевшими от страха и холода. Даже в такую минуту он не мог удержаться и не скользнуть взглядом по бархатистой глади ее живота и по темному пушистому треугольнику. Она уже кинулась к нему, по-жеребячьи вскидывая длинные ноги, лицо ее покрылось смертельной бледностью, искристые зеленые глаза расширились от непереносимого ужаса.

– Джейк! – крикнула она. – О Боже, Джейк!

И тут он заметил позади нее, на середине обрывистой кручи на том берегу, какое-то движение.

Рана за ночь нагноилась, задние лапы почти отнялись, из-за разорванных внутренностей в брюшной полости скапливался яд и началось заражение – поэтому реакция у льва стала очень замедленной, и даже естественная инстинктивная злоба при виде человека не заставила его погнаться за добычей.

Но звук человеческого голоса сразу же растревожил память, вызвал образы охотников, которые причинили ему эту нестерпимую боль, и гнев его разгорелся.