Шрифт:
Я произнес:
— Нет, — без какого-то ни было оттенка в голосе.
Это было просто «нет».
— А вот мне она кажется глупой. И совершенно незначительной.
— Теперь?
— Сейчас, — сказал Мишка.
А потом прибавил:
— И впервые за все время.
Над морем взмыли первые ракеты официального увеселения, — хрустящие взрывы и свист, — и тотчас на одной из яхт почему-то погасло два каютных окна.
Люди на берегу ответили криками и воздетыми зажигалками и бенгальскими огнями; кто-то принялся размахивать кепкой.
— Ты успокоился? — снова спросил я.
У меня за спиной проехала редкая машина.
— Почти… успокаиваюсь, во всяком случае. Видишь? — он указал на сигарету, — я всегда начинаю курить, когда со мной что-то не ладится… а этого делать не следует. Это означает, что меня действительно легко выбить из колеи.
— Действительно?
Ракетные выстрелы — и новые огни над морем, синие и кремовые; цвет и яркость окрепли на взлете, затем, пройдя самую высокую точку траектории, копнами растеряли хрустящие искры, ослабли и увяли, умерли, так и не опустившись на воду, — словно не пожелали быть насильно погашенными морем. Небо заволокли соленые кисти дыма.
Мысли далеко. Боль тоже остановилась.
Это ненадолго — очень скоро все вернется.
Я понял, что оба раза забыл посмотреть на водную гладь: как расштриховались на ней огни фейерверка? — удивительно, учитывая, что по пути сюда разговаривая с Мишкой о салюте, я представлял себе именно отражения на воде.
Ничего, в следующий раз.
В экстазе воздетые руки на берегу с бенгальскими огнями и язычками пламени — от зажигалок. Изломленные жесты превращали прибрежное море в театр теней.
Кто-то прыгнул в воду; потом еще один человек. Хотят отыскать на дне непогасшие искры фейерверка?
— Маша так говорит, — изрек Мишка запоздалый ответ.
— Что?..
— А я с ней всегда спорю по этому поводу и начинаю дергаться, а она говорит: «Ну вот видишь, я и прямо сейчас тебя выбила из колеи». Что можно поставить против такого аргумента? Верно, ничего, — сам же и ответил Мишка.
Затем прибавил тише и медленнее:
— Я с самого начала ничего не мог ей противопоставить.
Третий ракетный залп, и на сей раз я действительно рассматривал цветные акварельные пятна на водной глади.
— Люблю ли я ее?.. Так, как раньше, как в юности, пылко я уже не могу полюбить.
Мишка обернулся и посмотрел на меня…
— Понимаешь, Макс?..
…Посмотрел даже как-то трагически, но мне, сам не знаю, почему, стало немножко смешно, как если бы Мишка всего-навсего изображал трагизм; на самом же деле — я знал это — он говорил абсолютно искренне.
Я понял, что не испытываю ни капли сострадания и нисколько не жалею о своей недавней неоткровенности. Будучи не в силах полюбить, Мишка просто отыскал компромисс. Это Маша научила его отыскивать компромиссы? Нет, уже и десять лет назад он прекрасно умел это делать… да и раньше тоже.
Но что же теперь? Теперь он прекрасно научился заключать компромиссы и с собой — если не во всем, то, во всяком случае, во многом.
Но как же борьба? В раю нет борьбы.
«Но это же не рай», — снова повторил я себе.
Нет, это рай — для Мишки.
Мишка стоял уже лицом ко мне, и над его кудрявой шевелюрой, искря золотом, распускались все новые хрустящие кисти и разноцветные огни фейерверка — меж колец дыма.
— Ну что… — он решительно швырнул окурок за парапет, — пойдем, напьемся? Хочешь?..
Я улыбнулся, повернул голову влево и в этот момент…
Увидел Предвестников табора. Такими, какими я видел их пять дней назад из окна кинотеатра: четверо в белых одеяниях катили белый катафалк, метрах в тридцати, в направлении от меня, по неширокой дороге между встречными проезжими полосами. Одно только изменилось: теперь эту «процессию» сопровождали еще два персонажа: каторжники, несущие на спинах колокола, — по обе стороны от катафалка. (Именно по этой причине уже и не могло быть никаких сомнений, что передо мной Предвестники табора).
Думаю, я сильно изменился в лице, потому что Мишка окликнул меня; я бросил взгляд в его сторону, но он теперь тоже смотрел на Предвестников табора. На Мишкином лице тоже выражалось предельное внимание.
Наконец-то он узнал их.
Я снова смотрю на Предвестников табора (секунду назад — на повороте головы — я увидел, как Мишка поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и понял, что мне легче смотреть на Предвестников табора, нежели встречаться с ним взглядом, — сейчас, — значительно легче…).