Шрифт:
— Ага! Значит, дело-то не в России происходит?
— Нет, в Англии… но сам Мизаретта — итальянец. Это плохо?
— Кто сказал?.. Слушай, а что он делает? Сражается с преступниками, вступает в перестрелки…
— Нет-нет-нет, ничего подобного! Он распутывает самые невероятные и сложные преступления. Мозгами.
— Ага! Это уже интересно.
— Вот черт!..
— Что такое?
— Ты вспомнил про Слейта, мне теперь даже стыдно стало.
— Из-за чего? — удивился Мишка.
— Поверить не могу, что я писал когда-то такую ахинею!.. «Он ударил его левой ногой в правое ухо, потом перекувырнулся через себя и нанес удар рукой в нос». А потом, помню, все соображал, чем бы заменить слово «удар» в этом предложении. Ведь еще раньше там было «ударил».
Мишка рассмеялся.
— Правда, такое было?
— Я тебе говорю. А знаешь, что еще меня занимало? Сколько нужно калькуляторов в офис Слейту — хватит ли двух… Ну, для оборудования.
«Ну а главное-то что, главное? Офис, калькуляторы — все это мишура; в них и толики смысла не было. Что будет интереснее всего Мишке знать, именно ему? Ты пытался реализовывать его теорию государства», — услышал я внутренний голос; но о государстве благоразумно промолчал.
— Пф-ф-ф… — прыснул Мишка, — зачем ему калькуляторы?
— Вот и я о том же!.. Ладно, все, не будем!.. Теперь я пишу настоящие детективы, высококачественные.
Мишка собирался уже открыть тетрадь, чтобы начать читать, как вдруг я схватил его за руку.
— Нет, послушай. Подожди чуть. Давай я тебе прежде расскажу пару классных фишек из романа. А то, может быть, ты, как начнешь, тебе станет неинтересно, и ты бросишь, а если будешь знать эти фишки, я уверен, все будет нормально — до конца дочитаешь.
— Ну давай, рассказывай.
— Смотри… — я подвел его к окну и отдернул занавеску, — видишь кирпичную будку?
— Ну, вижу… электроузел. Там рубильники.
— Да знаю я это и так… я про другое. Эта будка стала в моем романе прототипом преступного логова. Навеяла идею, понимаешь?..
— Ага.
— Так вот. По сюжету романа в этой будке творятся темные дела. И знаешь, кто ими занимается? Врачи! В будке, по сути дела, и нет уже никаких рубильников, но электропровода остались — они подсоединили к ним электрошок; переоборудовали будку под штаб, понял?
— Нет, не понял. Ничего не понял пока.
— А еще когда эти врачи ездят по Лондону, их машина скорой помощи оставляет колесами зеленый слизистый след.
— Что?.. Почему?
— Ага!.. Стало интересно! Вот теперь читай.
В комнату заглянула мать.
— Эй, Миш, твоя мама звонила, просила передать, чтоб ты немедленно домой шел.
Мишка поглядел на меня и развел руками — мол, что делать.
— Придется, идти.
— Но ты же обещал почитать мой роман!
— Что ж поделаешь! Бери его на дачу, я там почитаю.
— Нет, читай сейчас, — возразил я капризно.
— Ну прости… не могу… да я же, знаешь, и не понимаю ничего в этом деле: где хорошо написано, где плохо, — не разбираюсь, так что вряд ли сумею дать тебе какие-то ценные комментарии.
— Дачу мы еще с тобой обсудим, Миш, — вставила мать, — раз уж вы поедете, я проинструктирую тебя.
— Дедушка сам проинструктирует! — возразил я.
— Ну уж нет, он скажет мне, что там нужно будет сделать, — я поговорю с ним — а потом передам вам. Чтобы это была моя просьба, моя.
— Хорошо, тетя Даш, — быстро согласился Мишка.
— Так ты даже и вообще не будешь читать? — вяло осведомился я.
— Нет, на даче обязательно прочту — сказал же.
— Все, Миш, иди. Все, давай. И, как придешь домой, обязательно позвони нам, сказать, что дошел; давай, чмокну тебя. В щечку, — мать сложила губы трубочкой и протянула «у-у-у-у».
— На даче прочту, обещаю, — повторил Мишка, сидя уже в прихожей на корточках и надевая ботинки, — меня очень заинтересовало то, что ты говорил… ну про это… про будку, врачей… и след от скорой помощи, особенно понравился, — Мишка хитро подмигнул мне, — а как твоего сержанта зовут, скажи мне еще раз?..
— Инспектора! Он инспектор.
— Да, верно. Так как?
— Мизаретта.
— Ага, Мизаретта. Все, теперь не забуду.
Я стоял, потупившись и краснея, — нет, на сей раз Мишке так и не удалось меня развеселить.
— Моя ошибка… — произнес Мишка; скажи он это чуть резче — вовсе создалось бы впечатление, будто он что-то себе присваивает.
Он не договорил и, зачем-то прогнув шею, принялся пытливо высматривать убогие двухэтажные дома, промелькивавшие за окном, а ведь ему и без того все было видно, — занавеска так и оставалась отдернутой.