обнимающихся с гитарами.

Тяжёлые шкафы Цахилганов разбил, орудуя разболтанным молотком, тупым зубилом и хорошими клещами, найденными в прихожей, на полке. Он соорудил из досок открытые полки, на которых расставил книги Ремарка, Лорки, Апдайка, учебники по электронике. И зачем-то ещё всунул в общий ряд найденную за бабушкиным сундуком книгу Энгельса —

о том, как некий человеческий вид

умудрился когда-то произойти

от обезьяны,

— впрочем — кое — с — кем — это — как — видно — бывает —

а также разместил всякие иностранные пустые бутылки — из-под вин, коньяков, ликёров, и пустые же кофейные латинские банки —

пока не образовалась вокруг него

некая пустопорожняя заграница.

От высокой и крепкой бабкиной постели оставил он один лишь матрац на ножках, застелив его огненно-красным новым пледом,

полыхающим всеми своими космами, будто пламя.

Потом на стенах появлялись всё новые блестящие цветные картинки

— с хоботообразными саксофонами,

перевёрнутыми банджо,

накренившимися тамбуринами,

расхристанными бородачами

и невинными западными девушками

в исподнем.

Тогда-то сюда, к Цахилганову, потянулись пьющие студенты Карагана — с портвейном, с развесёлыми однокурсницами валькириями и с влажными кругами ливерной колбасы, нанизанными на студенческие руки по локти.

— Мы называли их валькириями по невежеству, — с улыбкой заметил сейчас Цахилганов, шагающий по больничному коридору. — Дураки, дураки…

— Почему же по невежеству? — вдруг возразил ему он сам, Внешний Цахилганов, обнаруживающий себя к вечеру крайне редко. — Каждая ваша Walkyria доблестно участвовала в битвах по оприходованию душ, дабы утащить погибшие на тот свет как можно раньше. Ловкость её заключалась в том, чтобы обездушенный этого даже не заметил, а продолжал бы жить как ни в чём не бывало.

— Нет, всё равно, как ты её не назови… всё равно, она, прыткая, нетребовательная спутница молодости, — бормотал Цахилганов тихо и восторженно, шагая по больничному коридору, — она прекрасна, она…

— Walkyria — классно — танцует — рок — и — после — трёх — стаканов — вина — её — уводит — кто-нибудь — в — ночь — на — детскую — площадку — под — грибки — а — потом — они — возвращаются — вдвоём — красные — и — помятые — отряхивая — друг — с — друга — песок — Walkyria — после — тридцати — лет — как — правило — спивается — и — летит — из — окна — прямо — в — физическую — смерть — никому — не — нужная — старая — она — летит — в — планету — людей — а — её — бывшие — поклонники — всегда — ловят — только — запоздалые — слухи — об — этом — слухи — а — не — её — летящую — в — землю — беспрепятственно — и — навечно — но — всё — равно — она —

…незабываема!

— И я бы поставил ей памятник, — бормотал Цахилганов, умиляясь.

Памятник советской блуднице…

Стильной подружке-бессребренице,

изгнанной из комсомола

за аморалку!

— Поставь лучше надгробный. Хотя бы одной из них… Хотя бы той, маленькой, смешливой, которую ты звал Самокруткой, — напомнил незримый Внешний Цахилганов себе же, идущему. — Её вытащили из осенней холодной воды — распухшей, с карманами, набитыми камнями. Избитой кем-то, пьяной и мёртвой…

— Не выводи меня лучше из себя! — огрызнулся Цахилганов на ходу.

— А я и есть ты, выведенный из себя…

Цахилганов напрягся немного,

чувствуя, что сейчас

у него в кармане

зазвонит, засвиристит, забулькает сотка.

Пространство уже принялось незримо сопрягать его с кем-то, кто вот-вот обнаружит себя.

Металлическая рыбка и в самом деле ожила. Макаренко принялся зачитывать ему чистовой вариант договора,

подчёркивая голосом

несуразность уменьшенной суммы.

— Это же так подозрительно выглядит, Андрей Константиныч! Самая липовая сделка должна казаться…

— Ты прав, — вдруг быстро перебил его Цахилганов. — В самом деле, подозрительно… Знаешь, возьми-ка ту сумму, которую ты предлагал, и утрой. А в условия договора включи выплату её — мне, в рассрочку, в течение года. Исполняй, покупатель!

Будущий хозяин оставленного хлама…

Он жёстко улыбался, когда Макаренко вскрикнул от