Шрифт:
— Понять не могу, то ли у тебя слишком высокая, то ли слишком низкая планка, — говорю я.
Беллини смеется.
— Наверное, и то и другое. Не люблю середины. — Она вытирает пальцы о салфетку. — А как у тебя дела? Как прошел выходной?
— Мирно, — отзываюсь я.
Я кратко рассказываю ей о посещении «Приюта Божественного Духа» и кое-какие подробности встречи с Равом Джоном Йомой Махариши. Мысленно я начинаю называть его именно так, потому что Барри уже давным-давно нет.
— Значит, после встречи с тобой парень стал голубым, — констатирует Беллини. — Славно.
— Не думаю, что дело в этом, — возражаю я.
— Лучше гордись. Нет ничего уникального в том, чтобы быть обманутой гомиком. Куда труднее добиться, чтобы в твоем лице он отверг весь женский пол.
— Я талантлива. Этот мужчина встречался со мной четыре недели — и его жизнь изменилась навсегда, — говорю я и беру у нее кусочек пиццы. — Хотя мне было приятно повидать Барри. Мне всегда нравилась его открытость и готовность изучать мир. Я почувствовала что-то вроде предвкушения, совсем как двадцать лет назад. Барри — человек, который постоянно дает тебе новый опыт. В молодости — Гауди и Боттичелли, теперь — обет молчания и сатсанг. Но наверное, в глубине души я всегда знала, что он не тот мужчина, за которого стоит выходить замуж.
— А я уверовала, что нужно полагаться на свою интуицию, когда дело касается мужчин, — объявляет Беллини.
— Лучше уверуй, что нужно полагаться на мою интуицию, — говорю я, вспомнив тот вечер, когда мне буквально силой пришлось оттянуть ее от уголовника.
Честно говоря, в отношении Барри моя интуиция постоянно давала мне сигналы. Я не предполагала, что он станет гуру, но, учитывая его блуждающий, возвышенный дух, я знала, что из него не получится добропорядочного отца семейства — такого, которого можно растолкать среди ночи и спросить, что это за красные пятна у ребенка на тельце — новый фломастер или корь? В конце концов, мне нужен был муж, который понимал бы, что лучшее приключение — это семья.
Беллини берет виноград и очищает каждую ягодку.
— Значит, в списке твоих бывших парней теперь один миллиардер и один гуру? Наверное, я здесь не единственная, кто любит экстрим. Кто следующий?
Я думаю об оставшихся двух, чьи имена записаны на салфетке. Одному из них я позвонить не могу. И не смогу никогда, не важно почему. Но есть другой, и я улыбаюсь, вспоминая о нем. Кевин. Первый мальчик, с которым я поцеловалась.
— Есть еще кое-кто, — туманно отвечаю я. — Парень, которого я не видела со школы. Но я была здорово в него влюблена.
К нам подходит бармен с лакомствами на подносе.
— Не хотите ли попробовать новый зеленый чай с дикой малиной? — спрашивает он, протягивая крошечный пластиковый стаканчик. — Или лимонно-имбирный кекс пониженной калорийности?
Люблю «Старбакс». Ты сидишь, а тебе предлагают еду бесплатно. Мне не хочется есть, но я беру у него булочку.
Беллини тянется за стаканчиком, посасывает чай через соломинку и игриво подмигивает бармену, который, судя по бейджику, оказывается «помощником менеджера».
— Как вкусно, — говорит она. — Вы сами его приготовили?
Тот улыбается:
— Своими собственными руками.
— У вас красивые руки, — лепечет Беллини, и ресницы у нее трепещут.
Парень кладет поднос и придвигает стул.
— Не возражаете, если я присяду?
Я поднимаюсь. Моей подругой можно только восхищаться. Пусть свидание у нее и сорвалось, но от мысли о встрече с мужчиной она не отказалась. И я не удивлюсь, если она познакомится с кем-нибудь за кексом.
Поскольку в этом году случилось так, что день рождения Адама приходится на субботу, я могу провести с ним целый день. Ну или по крайней мере пробыть в Дартмуте до пяти часов. Вечером сын собирается куда-то пойти и отмалчивается, когда я принимаюсь расспрашивать, но я уверена: у него свидание с той самой девушкой, о которой он мне уже рассказывал.
Я приехала рано и теперь, когда мы идем по территории колледжа Дартмут, пытаюсь понять, кто же из этих хорошеньких бойких девушек, которые кричат моему мальчику: «Привет, Адам!», и есть его нынешняя пассия — Мэнди. В Нью-Хэмпшире довольно прохладно, я поплотнее закутываюсь в свой огромный шерстяной свитер, но студентки вокруг ходят в блузках без рукавов и коротеньких топах. Судя по всему, чтобы попасть в этот колледж, требуются не только отличные отметки, но и горячая кровь.
День прошел прекрасно. Мы болтались по общежитию, обедали, открывали подарки. Адаму очень понравилась цифровая камера, и он рассмеялся, когда увидел швейцарские часы, Полагаю, он сунет их в комод — туда, где лежат многочисленные «Сейко» и «Ролексы», полученные им от меня в предыдущие годы. Однажды я смирюсь с тем, что теперь время узнают по мобильнику. Ничто не стоит на месте.
Адам охотно ведет меня в кабинет физики и показывает лабораторию, где он работает над проектом вместе с неким уважаемым профессором. Он говорит, что занимается изучением нейтрино.
— Это покупают в супермаркете? — спрашиваю я.
— Ты шутишь, мама? — Адам вопросительно поднимает бровь.
— Конечно, милый.
Дело в том, что я, наверное, могу столкнуться с нейтрино нос к носу и не понять, что это именно оно.
Адам слегка улыбается и начинает подробно объяснять мне, что нейтрино — это такие загадочные частицы, которые могут так же легко проникать сквозь металл, как мы проходим сквозь воздух. Да, это и в самом деле не то, что я думала.