Таким образом, мы видим, что желание в философии чаще всего определяется как избыток или, напротив, как недостаток бытия [25] . Другая смысловая линия – понимание желания как олицетворения борьбы «Я» с Другим, либо как олицетворения любви к Другому – кажется взаимосвязанной с линией «желание – избыток/недостаток бытия»: я либо нуждаюсь в Другом и стремлюсь забрать у него то, чего мне не хватает для искомой полноты, либо я дарю себя Другому в силу избыточности моего бытия. Такой подход к желанию представляется не конструктивным. Во-первых, использование характеристик «избыточность» и «недостаточность» ошибочно в случае философского определения желания. Определять желание как «много» или «мало» значит отнести изучаемый феномен к материальной стороне бытия. К духу не применимы характеристики количества, дух может быть либо свободным, либо не свободным. Он не может быть «измерен» или «взвешен», пространственные характеристики бессильны его описать. Ни «объем», ни «масса» не приложимы к желанию. Во-вторых, если мы и согласились бы на использование данных терминов при анализе желания, они мало бы нам помогли, поскольку природа желания противоречива. Желание – противоречие. Желание создает некую «избыточность» в «недостаточности» и наоборот. (Так, Э. Левинас, например, говорит о желании как о «несчастий счастливого», «нужде, утопающей в роскоши».)

Мы встречаем в академических опытах определение желания как типа общества, даже духовного принципа эпохи (Маритен, Гваттари, Делёз). Так, Жак Маритен считает, что Реформация, лютеранский переворот с его «общинным или стадным характером» знаменовали собой утверждение той разновидности индивидуализма, при которой природа отбрасывает покров благодати как ненужную теологическую бутафорию» и переносит «веру-доверие на саму себя», становясь при этом «славным зверем, отпущенным на свободу» (Маритен, 2004, с. 181, 282). Именно как социальную машину понимают желание Ф. Гваттари и Ж. Делёз. Интересно, что современная массовая культура в лице ее лидеров видит в желании образ жизни и даже тип общества. Так, в августовском номере 2003 года журнала для очень богатых россиян читаем в статье под названием «Осмельтесь желать!» следующее: «Социологи отмечают, что общество обладания постепенно превращается в общество желания…Темой осенне-зимнего сезона парижской выставки Maison & Object станет Желание, «envie»… «Перестать чего-нибудь желать – все равно, что впасть в маразм», – замечает популярный французский писатель Борис Виан… Соблазнять, быть слабым и чувственным – значит быть гуманным… Девиз выставки: сделайте желание образом жизни».

Философы говорят о различных функциях желания. Ими обнаружены две «противоположно направленные» функции желания:

– функция создания особенного, ценностного, отношения к объекту желания или функция создания особого бытия-между: желание изменяет всех, вовлеченных в его поле;

– функция создания, развития и совершенствования самой личности: желание служит критерием правильности избранного пути, источником духовного роста человека, доказательством присутствия в жизни человека смысла жизни, призвания; желание указывает человеку его благо, выступает достаточным основанием действия, формирует уверенность в достижимости желаемого; желание раскрывает человека к ответственности и т. п.

Иными словами, речь идет о двух различных функциях желания: функции «материального расширения» (вектор «Я – Другой») и функции «духовного возвышения» субъекта (вектор «Я – другой Я») [26] .

Отсюда следует необходимость различения желания как качества личности и как качества отношения [27] .

Следует потому вести речь о разных значениях понятия желания. Перед нами желание как неповторимое отношение и желание как ценностная задача (достижения удовлетворения). Определение желания как неповторимого отношения позволяет распознавать в желании его специфическую функцию символического преображения бытия. Это значит, что всё, попадающее в поле желания, обретает себя, знание своей неповторимости, этотности, с тем, чтобы потерять знание своей этотности как независимой от Другого. Точнее, в желании субъект обретает себя перед лицом Другого, условием его этотности становится Другой, этотность которого выявляется его способностью олицетворять Иное. Ценностная задача желания заключается в представлении абсолютной свободы как цели субъекта желания, где критерием правильности ответа служит связь между исполнением желания и удовлетворением. Это задача по разгадыванию тайны своего собственного желания, где желание выступает как ценность сама по себе.

Определение желания как неповторимого отношения и ценностной задачи позволяет увидеть в желании личность (ответственную «волю») и любовь (преображенную «страсть») как некие «координатные прямые» желания. Парадокс в том, что при понимании желания как неповторимого личностного отношения и ценностной задачи его смысловая двойственность наконец-то преодолевается. Вместо пары не сводимых друг к другу значений (страсть/воля, секс/власть) мы получаем одно значение («любовь к личности»), которое потенциально содержит в себе идею актуальной личности. Личность актуализируется встречей с Другим. Желание – (1) духовное со-бытие с Другим и (2) бытие Другим (где «Другой» понимается как вообще Другой и как я – другой/иной, которым мне хочется стать). Желание – сложная организация «векторных сил». Оно есть всегда противоречие между устремленностью к Другому (равному мне) и устремленностью к Другому (идеальному Другому или Иному). Результирующая сила этих устремленностей – актуальность личности. Желание – Встреча личностей в поле диалога. Даже тогда, когда объектом желания является вещь, предметом желания всегда будет Личность.

В действительности две функции желания взаимозависимы, ни одна из них не может быть реализована вопреки другой. В реальной жизни ценностная задача желания (при взгляде «снаружи») не может быть решена вне неповторимого отношения к Другому. Собственно, неповторимость отношения к Другому и составляет условие этой задачи. При достижении такой неповторимости желание удовлетворяется и переходит в качественно иное состояние – любовь. Любовь, в этом смысле, становится ценностным ответом на ту задачу, которую заключало в себе желание.

Нужно различать также две основные модальности желания:

– способ существования желания в виде творческой страсти,

– способ существования желания в виде деятельностной воли.

Здесь деятельность в узком смысле (как понимали ее схоласты, и как понимает ее, например, Ж. Маритен) состоит в свободном применении человеком его способностей, или в осуществлении свободного выбора, но не в отношении самих вещей или создаваемых произведений, а лишь относительно применения свободы (Маритен, 2004, с. 447). Французский философ пишет о том, что применение это «зависит от наших чисто человеческих устремлений, или от нашей воли, которая сама по себе ревностно стремится не к истине, а исключительно к благу человека, ибо только оно утоляет наше желание и любовь, только оно питает бытие субъекта или предстает его самосущностью» (там же, с. 448). Таким образом, деятельность подчинена главной цели человеческой жизни и направлена на совершенствование человеческой сущности.

В отличие от деятельности творчество определяется Маритеном как «производящее действие, которое соотносится не с тем, как мы распорядимся своей свободой, а лишь с самим создаваемым произведением». Творчество подчинено не конечной цели, не Высшему благу, оно имеет отношение не к совершенству самого действующего человека, но к благу создаваемого произведения (Маритен, 2004, с. 448).

Анализ представленности желания в истории философской мысли позволяет нам увидеть далее: желание – состояние, внутри которого субъект пребывает, и желание – средство, которым субъект пользуется.