Лейбниц, как известно выделял три класса монад. Души людей образуются самым высоким классом монад. Это духи (esprits), активные сознания, обладающие памятью, способностью к рассуждению и ясной апперцепцией, т. е. рефлексией и самосознанием. Не трудно увидеть, что усредненный элемент третьего класса и стал для Лейбница той моделью, по которой он формировал свое учение о монадах вообще.

У всех монад – единая программа жизни, которая гармонизирует их совокупную деятельность, несмотря на отсутствие сущностного взаимодействия между ними. Но самое главное заключается в том, что сходство программ всех монад выражается в общности тенденций развития их эмоциональной жизни, в общности развертывания их желаний (appetitiones)!

Какова же цель стремления всех монад? Dx монады (Dx – символ каждой из монад) устремлен к бесконечности, в беспредельность. Этот бесконечный «предел» саморазвития, совершенствования и самопознания монад отождествляется Лейбницем с понятием Бога. Он, как самая высшая монада, обладает наиболее ясным самосознанием, самым четким созерцанием, совершенно безошибочным мышлением, абсолютной полнотой знаний и сил (Новые опыты о человеческом разуме, с. 434).

Доказательством существования Бога служит царящая в мире гармонии, которая могла быть предустановленной только Им. Бог есть также причина высшей морально-целевой детерминации всех вещей. Чем бы ни был Бог в системе предустановленной гармонии Лейбница, главная его роль состоит в объединении и гармонизации деятельности монад. Видимые на уровне явлений взаимодействия объяснены синхронизацией изначального их состояния, которую мог осуществить только деистически понимаемый Бог. Монады, через предустановленную гармонию, «приспосабливаются» друг к другу. Кроме того, они сами по себе стремятся действовать так, чтобы их взаимная гармония не нарушалась: «…все тела во Вселенной, так сказать, сочувствуют друг другу…», ибо все субстанции «взаимно способствуют друг другу», не желая впасть в диссонанс [57] . В мире «предустановленной гармонии» Лейбница все дышит взаимным согласием.

Анализирующий «предустановленную гармонию» И.С. Нарский полагает, что монады у Лейбница, различаясь между собой не только по степени развития и ясности внутренних представлений, но и по качеству, т. е. индивидуальной «точке зрения» на мир, как бы наблюдают мир каждая со своей стороны, в своей «личной» перспективе (там же, с. 322).

Интересно, что каждая монада есть душа, обнаруживающая себя как тело, а совокупный мир тел есть мир явлений монад. Это значит, что материальный мир не менее реален, чем его духовная сущность, духовная же сущность реального мира не более реальна, чем духовно (логически) существующие возможные иные миры. Лейбниц стремился показать единство материального мира и тесную связь его материальности с духовной сущностью бытия. Потому его монады – духи, являющиеся как тела. Прочитанные динамически, монады могут быть поняты как центры сосредоточения физических сил.

У каждой монады свой индивидуальный, отличный от других, угол чувственного переживания мира. Лейбниц смог увидеть в душе идеальный принцип общего единства всего телесного в человеке. Лейбница отстаивает индивидуализацию сущностей, он делает акцент на индивидуализацию явлении, так что единое у него, в противоположность Гегелю, не подавляет собой многого.

Из основных посылок Лейбница вытекало, что любые отношения между монадами могут иметь только духовный, логический характер, чуждый чему-либо пространственному и временному, хотя это и трудно понять, коль скоро монады самозамкнуты.

Лейбниц выдвинул логические основания, по которым совершенство мира может состоять только в процессе его совершенствования. Получается, что со смертью «желания» и «стремления» в монадах мир погрузится в пучину абсурда. Поэтому и зло в мире нужно для того, чтобы совершенствование мира не прекращалось.

Происхождение зла от недостатка знаний объяснимо тем, что человек, мало зная о последствиях своих поступков, совершает ошибки. Совершает же он их потому, что делает не тот, который следовало, выбор, т. е. злоупотребляет своей способностью свободно выбирать. Получается, что единственное ограничение нашей свободы – необходимость стремиться быть все более свободным, что возможно через совершенствование разума, позволяющего обозревать все более отдаленные последствия поступка («Теодицея» [58] ).

Для субстанций-личностей Лейбница свобода очень важна. Но как совместить свободу выбора с предустановленностью гармонии? В каждой монаде цепь ее внутренних опосредований бесконечна. Этой бесконечностью и снимается фатализм. Детерминация уходит своими истоками в глубину каждой монады, и у этой глубины нет дна ни в познавательном, ни в онтологическом отношениях. Только Бог в состоянии обозреть все звенья цепи опосредований, как в прошлом, так и в будущем, и к Богу как в актуальной бесконечности восходит эта цепь. Итак, решение противоречия свободы и необходимости Лейбниц диалектически связывает с актуальной бесконечностью Вселенной, к которой восходит тайна случайного. Мы видим, что бесконечность, заключенная в глубине монады, корреспондирует с бесконечностью Вселенной, Бога. Вероятно поэтому Лейбниц считает, что «тем больше свободы, чем больше бывает действия на основании мотива; тем больше несвободы, чем больше происходит действия из аффектов души» (Цит. по: Нарский, 1974, с. 339).

Значит, необходимость реализуется через свободную волю, но «склонность без фатальной необходимости» в философии Лейбница имеет иной смысл, чем «свободная необходимость» Спинозы. Существуют различные степени свободы, которые возрастают по мере увеличения активности монад. Чем более активность опирается на умножающееся познание, тем более свобода утрачивает черты произвольности, ведущей к ошибкам, и превращается в разумную целенаправленную деятельность, детерминированную вполне целесообразными мотивами. Лейбниц считает, что самая совершенная свобода состоит именно в том, чтобы «не быть скованным при выборе наилучшего». Свобода есть самодеятельность разумного субъекта, направляемая все более обоснованными мотивами. Человеческая личность сознательно и активно реализует необходимость.