Даже Юлий Цезарь был меньше разочарован в Бруте, чем Итайка в таких по-варварски жестоких законах данного заповедника. От неописуемого горя он разрыдался.

Утешая его, я думал:

– Боже, сделай так, чтобы это было самое большое Итайкино разочарование в жизни.

Ещё месяц, и закончится послеинститутское армейство. Сегодня, на последней политпроповеди, Леольh решил рискнуть-блеснуть.

– Возможно, вы читали о недавней находке наших археологов в Кермане?..

Капитан Нежидов утвердительно икнул.

– Там были найдены древние свитки первых эметистов, живших ещё при святом hАшуа. В них повествуется о множестве чудес, совершённых им. Этим чудесам, известным нам и из других источников, дали блестящее материалистическое толкование гениальные создатели научного эметизма Арксh и Еханов.

Тут-то и начинался риск-блеск Леольhя!

– Но в этих свитках рассказывается ещё об одном, доселе никому неизвестном, чуде, не находящем объяснения у наших учёных-философов: за два часа святой hАшуа с помощью какой-то огненной колесницы сумел перенести себя и своих соплеменников-учеников из Удеи (сейчас это Верисея) в окрестности современного Кермана, что на юге Краины, то есть преодолеть около двух тысяч километров. Это во времена-то Римской империи!..

Здесь, от волнения, Леольh сделал паузу.

Риск заключался в том, что власть даже сейчас, в бесклассовом обществе Справедливого Союза, так же как повелось испокон веков (начиная с царской, а затем при буржуазной власти), скрывает, что святой hАшуа был врей из Удеи. Блеском же, по понятиям Леольhя, было то, что он почти раскрыл эту тайну, сообщив практически никому не известные данные об открытии археологов.

Однако когда он оглядел класс, он узрел, что волновался, кроме него, лишь ещё один человек, ибо часть служивых дремала, часть игралась с мобильниками, Сараh по-прежнему бросала на мужчин жадно-блудливые взгляды, а остальные разговаривали между собой. Волновался же и смотрел на Леольhя неожиданно трезвым взглядом только капитан Нежидов.

Досадуя на такое равнодушие слушателей, Леольh значительно урезал оставшуюся часть своей последней политпроповеди, закончив её стандартными словами:

– Научный эметизм был блестяще реализован на практике нашим героическим вождём, братом Вовуськиным, во время Великой Апрельской Справедливой революции, и его развитие продолжается сейчас, благодаря мудрому руководству нашей партии во главе с её выдающимся лидером, братом Сатанилаевым.

Возвращаясь в свой корпус и глотая ледяной, пахнущий тундрой ветер, Леольh думал:

– Удивительно, как столь большой народ вян воспринял идеи именно небольшой общины вреев-эметистов (одним из потомков которых, как ни странно, являюсь, видимо, и я), а не окружавшего его огромного мира вериан.

Ночь овладела Козьим островом. Лишь башня-маяк с обрыва освещала пролив между этой гигантской скалой-островом и материком. А за маяком, не так уж далеко от бездны обрыва, притаился огромный дворец. Он спал. Спал его роскошный атриум с колоннами, мраморным потолком и расписными стенами, покрытыми полированной киноварью. Спала статуя прежнего императора. Спал величественный перистиль, опоясанный могучей колоннадой… Стоп!.. Кто-то всё же не спал… Ну да! Так оно и было!.. Вон там, за колоннами перистиля, в покоях принцепса, полоскался свет светильника из позолоченной коринфской бронзы, и сквозь него в тёмный перистильный сад невидяще смотрели бессонные глаза постаревшего императора.

– Если ничего не предпринять, то уши волка выскользнут из моих рук. Коварные заговорщики! И кто?! Жена любимого сына и её любовник, которого я возвысил. Неужели слухи верны, и они же – отравители сына?! Но мало им, собакам злобным: они ещё и смуту в провинциях посеять желают.

Принцепс ещё раз взглянул на письмо с печатью префекта преторианцев, доставленное ему агентами. Оно гласило всё то же:

«S. P. S.P.D.

Главаря нововерцев изловить и распять.

Salve».

– Что ж, это была последняя капля, и если власть есть изверг, то пусть её жертвой падут презренные, – подумал император и принялся писать письмо в Сенат, изобличающее начальника преторианской гвардии.

И уж поверьте, письмо это возымело действие: префекта преторианцев вместе с его сторонниками казнили, а префектова любовница-заговорщица, неверная жена сына принцепса, покончила собой. Да, вот что ещё: Сенат постановил стереть всякую память об этом злодее. Но вы ведь знаете, как принято в нашем мире: дольше поминаются подлые имена, чем праведные. Может быть, в этом тоже есть какой-то смысл: иначе, зачем я всё это вам рассказал?

Итак, похоть, ваза и навозная муха предотвратили большие неприятности для провинции Удея Римской империи. Ведь страшно даже подумать, что произошло бы и как изменился бы ход мировой истории, если бы письмо префекта преторианской гвардии попало к префекту Удеи…

Здесь уместно или неуместно высказать некоторые простые или непростые мысли касательно времени. Как бы ни изощрялись физики с философами (свет туда, свет сюда, часы здесь, часы там, инерциальные системы, не инерциальные системы, длительность, не длительность и т. п.), а всем или не всем предельно ясны или не ясны следующие семь соображений: