Шрифт:
– Друг командующий фронтом, дежурство проходит спокойно, дежурная медсестра рядовая Аронина. Дарусанов улыбнулся и только сказал:
– Вольно, продолжайте учиться, рядовая Аронина.
Затем его стройная, офицерской выправки фигура развернулась по направлению к выходу и тихонько, вместе со свитой, исчезла в ночи…
Как же генерал оказался в отделении военного полевого госпиталя?.. Как, как… Просто он делал инспекционную проверку, вот и всё…
Евгения же, придя в себя, отправилась посмотреть, что творится в отделении. Во второй палате она опять невольно задержала свой взгляд на, лежавшей на кровати у входа, девушке с перевязанной рукой. Она была очень худа и очень молчалива. Видимо, силы и надежда совершенно оставили её после перенесённых мытарств. Единственное, что по-прежнему не хотело оставлять её, это совершенство красоты.
– Бедняжка, – подумала Евгения Лазаревна, одновременно чувствуя к ней зависть, – как зовут-то её? Лариса, что ли?
Верисейская нация, то биш вреи-вериане и вреи низших каст (местные вреи-удеи и, успевшие до войны подняться в Верисею из разных стран, но в основном из СС, вреи-эметисты и вреи-удеи), не ошиблась (если кто забыл к концу этого предложения, то напоминаю, что не ошиблась нация): у нацпремьера были таки ещё гениальные идеи. И самая простая и очень оригинальная из них – это война. Война против Справедливого Союза. Чтоб не выпендривался с ценами на нефть и не издевался над горячо любимыми Шмуликом ихними вреями. Но вы знаете… Да, уровень жизни, конечно, опять несколько приподнялся, когда население Верисеи стало уменьшаться от СС-овских ракет… Но ведь эти ракеты попадали не только в население, а и в кафе… А когда ты не можешь вовремя выпить чашечку кофе… Это уже чересчур… И горячая снисходительно-ироническая любовь нации к своему нацпремьеру и его нацпартии начала потихоньку примерзать.
Однако до изнеможения всегда бодрый Шмулик продолжал не щадить себя и народ свой во имя процветания и того, и другого. Только что вот, например, он вернулся из пыточной камеры, где пытали, пытаясь выпытать пытками сведения у опытного СС-овского лазутчика, в очень приподнятом настроении, ибо удачно ввернул там шутку, когда-то подслушанную у хирургов, о том, что хорошо зафиксированный пациент не нуждается в анестезии. Эта шутка вызвала гогот у мальчиков личной охраны нацпремьера, цамцавовцев (солдат Элитных войск нацпартии), и приступ такого воодушевления у пытающего персонала контрразведки, что истошные крики вянского лазутчика стали заглушать вышеуказанный гогот. Кроме того, по дороге в свою резиденцию, увидев несколько некрасиво разрушенных улиц с разбросанными там и сям частями тел обожаемых им граждан, он твёрдо решил применить нейтронное оружие… Конечно, все эти цтеки, нки и новоримцы завякают… Но эстетика превыше конвенции… В общем, было от чего встать настроению-то…
– Ай да Шмулик, – ликовала нация, – ай да арбуз у него на шее!
Опять же, как уже я проговорился выше, были и слаболикующие, которые по закуткам шептались:
– Бомбой бы ему по арбузу!.. Хорошо, что хоть всех детей успели по подземельям припрятать.
Что ж, разве всем угодишь?.. Но это уже не его Шмулячье дело. Это уже работёнка для гостайпола…
– Да вы садитесь, Лев Геннадьевич. Какими судьбами? Вот сюрприз-то приятный!
Легкий стан Алексея Максимовича метался по времянке в попытке угодить гостю.
– Элиночка, иди сюда, смотри-ка, кто у нас объявился.
Из соседней комнаты вышла жена Дарусанова. Её роскошные, густые, уже поседевшие волосы были туго увязаны на затылке. Даже сейчас в ней, стремительно постаревшей после гибели на фронте сына, проглядывалась былая красота. Это была одна из тех редких мадонн, которые вовремя перестают быть прежде всего самками и, оставаясь верными жёнами, превращаются в таких же верных матерей и бабушек.
Элина Ивановна подошла к Вассеру, молча поцеловала его и вдруг заплакала. И что удивительно, по чисто выбритым, обветренным, чуть веснушчатым щекам проживающего вторую войну командующего второй армией Юго-Западного фронта войск Независимой Сибирской республики, генерал-полковника Льва Геннадьевича Вассера, плоской струйкой тоже поползли слёзы.
– Вы, наверное, голодны, – сказала Элина Ивановна и, не дав ответить гостю, быстро удалилась на кухню.
За обедом Вассер рассказывал:
– …Несказанной красоты девушка, говорят. Молоденькая, а уже и трудлагерь успела пройти, и в партизанских командиршах побывать. Только встала с больничной койки – сразу на фронт запросилась. Жениха разыскивает. Тоже в Сатанилаевских лагерях запропастился.
– Взяли её? – спросила Элина Ивановна.
– Нет, говорят. Слабая она ещё.
– Возьми её в управление армии к себе. Сам говорил, что работников в управлении не хватает, – сказал Дарусанов.
– Надо подумать. Да ещё и найти её…
– А через госпиталь. Наверняка, знают, где она.
– Точно.
– Сколько таких девонек война уже съела, – молвила мадонна Дарусанова, и прекрасные серые глаза её вновь заслезились…
У Алексея Максимовича зазвонил мобильник. Он встал из-за стола, взял его, послушал и, побледнев, упал на старый, кожаный, чёрного цвета диван. Элина Ивановна, взлетев, мигом подбежала к нему.
– Что случилось, Лёшенька?
– Эти подонки обменялись массовыми нейтронными ударами. Пять наших городов омертвело…
– Боже праведный! И дети?!
– Нет, все дети уже давно в убежищах.
На этом их встреча прервалась, ибо оба генерала срочно отъехали в свои штабы.
– Неожиданный поворот приняло дело «О рыбаке и золотой рыбке»: когда старик пришёл домой, он обнаружил старуху у разбитого об его голову корыта…
Капитан команды Градского политтехнологического института сделал паузу…
Лишь по прошествии почти минутной паузы, Верховный Главнокомандующий Вооружёнными Силами Справедливого Союза, первосвященник Политсинода ЦК Эметистической партии СС, брат Сатанилаев улыбнулся по-артистически красивым ртом своего в такой же степени красивого моложавого лица и начал хлопать крупными ладонями породистых рук. Зал облегчённо вздохнул и тоже начал улыбаться и хлопать в ладоши.