Исчезая, Блэйз издал короткий четкий хлопок. Он не успел даже принять удивленное выражение.

Джэй еще стоял с пальцем, направленным в воздух, когда дверь номера открылась и вошел усталый Тахион, увидел его и нахмурился.

– Док, – сказал Джэй, стараясь говорить невинным голосом. – Клянусь. Я не знал, что он заряжен.

Бреннан вошел в церковь и несколько минут наблюдал, как Квазимен моет витраж с изображением страстей Иисуса Христа, джокера.

– Здравствуй. – Джокер сердечно приветствовал приближающегося Бреннана и встал, уперев рукоятку швабры в пол и оперевшись на нее на манер копья.

– Мне нужно видеть отца Сквида, – сказал Бреннан.

Квазимен выпустил швабру, когда держащая ее рука внезапно исчезла. Он спокойно смотрел на то место, где она только что была, будто там было что-то привычное. Через мгновение Бреннан ощутил порыв холодного ветра, дохнуло невыносимым зловонием, и рука Квазимена вернулась на место. Он нагнулся и поднял швабру.

– Он медитирует в канцелярии, – сказал Квазимен, будто не случилось ничего необычного.

Бреннан кивнул.

– Я знаю, как пройти.

Он хотел пройти мимо, но джокер положил руку ему на предплечье. Она была все еще холодна как лед, но Квазимен либо этого не замечал, либо не придавал значения.

– Вы уже узнали, кто это сделал? – спросил он. Бреннан помотал головой.

– Так я вам еще нужен?

– Вполне возможно.

Квазимен отпустил руку Бреннана.

– Буду готов, – сказал он, затем добавил: – Надеюсь.

И я надеюсь, подумал Бреннан, но только кивнул и проследовал далее.

В канцелярии отец Сквид находился в своей любимой позе медитации.

– Здравствуй, сержант.

Священник вздрогнул. Он внезапно открыл глаза и взглянул на Бреннана. Чуть улыбнулся, шевеля висящими вокруг рта отростками.

– В прежние дни никогда бы не смог так к тебе подкрасться, – сказал Бреннан, усаживаясь за стол напротив священника.

Отец Сквид, сидя в комфортабельном кресле, где он дремал, кивнул.

– Сейчас я старше, чем в былые дни. И сплю гораздо лучше.

Бреннан улыбнулся, но в выражении его лица юмора было мало.

– Я тоже, иногда.

– Так почему бы тебе не сдаться и не попытаться обрести покой, как я.

– Я пытался, – сказал Бреннан. – Даже на какое-то время поступил в монастырь. Монастырь Дзен. – Он улыбнулся, заметив удивление на лице священника. – Но я оказался не лучшим послушником. Насилие всегда за мной следовало незваным гостем. Я его не искал, отец, это оно меня находило, где бы я ни прятался.

– Ага, опять «отец», значит, мы так?

Бреннан пожал плечами.

– Как ты предпочитаешь. Кстати, сколько раз ты становился сержантом?

Отец Сквид улыбнулся:

– Четыре раза.

– И каждый раз тебя разжаловали в рядовые.

– Ну, тогда я не особо следовал правилам.

– Иногда у тебя были на то причины, – сказал Бреннан. – Джокерская Бригада была лишь прикрытием, чтобы вас убило как можно больше.

– Может быть. Но в ней было несколько хороших солдат. – Отец Сквид улыбнулся Бреннану. – И некоторые подразделения, в которых мы служили, тоже были неплохи. Неважно ведь, что у человека – перья или волосы, и растут ли у него на лице щупальца, а на руках присоски.

– Мы были братьями по оружию, – мягко сказал Бреннан. – Только это и имело значение.

Они долго глядели друг на друга, освежая в памяти воспоминания пятнадцатилетней давности.

– Чем ты занимался после войны? – наконец спросил Бреннан.

– Особо гордиться нечем. На время продал свои предприятия. Но куда бы я ни подался, было хуже, чем в джокерской бригаде, хуже, чем в Джокертауне в мое время. Я понял, что за пределами Америки отношение к джокерам хуже. – Он пожал массивными плечами. – Я пытался что-то с этим сделать, но, боюсь, больше навредил.

– Я как-то слышал, – сказал Бреннан, – что человек по имени Сквидфейс сошелся с Черным Псом. Интересно, не ты ли это был.

– Да, я, – тяжело сказал священник. – И очень о тех днях сожалею. Никогда не будет у меня достаточно раскаяния, чтобы очистить душу от ужаса того, что я содеял во имя моего народа.

– Ошибки делает каждый, – тихо сказал Бреннан. – Плохо, когда их забываешь. Самое лучшее – извлечь из них уроки.

– Хорошо, – сказал священник, часто двигая моргательными перепонками. – Именно я, сын мой, должен тебе дать душевный комфорт.