Хотя у меня было лишь смутное представление о наших расходах и долгах, Скотт фонтанировал идеями, целыми днями звонил по телефону и организовывал встречи — а это говорило о многом. Об остальном говорило то, что по ночам он был нежным, страстным и уверенным любовником.

Хотя по сравнению с некоторыми из наших соседей нам со Скоттом явно не хватало денег и материальных ценностей, мы чувствовали себя везунчиками, ведь в ожидании большого успеха Скотта на Бродвее мы обрели замечательную дружбу с нашими соседями Рингом и Эллис Ларднерами.

Скотт и Ринг подружились с самой первой встречи — они сочетались идеально, как вишня и шоколад. Как-то в октябре в выходной день меня разбудили крики из глубины дома.

— Скотт, Скотт, просыпайся, — встрепенулась я. — Кажется, няня с кем-то ругается.

Конечно, у нас была новая няня, менее свирепая, чем та, что осталась в Сент-Поле, но более одержимая — она отказывалась хоть на минуту выпускать Скотти из поля зрения. Нам приходилось буквально заставлять ее взять выходной, чтобы мы могли провести время наедине с нашей крошкой. Я уже начинала задумываться, удачная ли это замена нашему церберу из Сент-Пола.

— Наверное, с Альбертом, — отозвался Скотт. — У тебя на тумбочке есть аспирин?

— Не с Альбертом, сегодня воскресенье. — У Альберта и Анжелы, супружеской пары, которые жили с нами и выполняли обязанности дворецкого, кухарки, экономки и горничной за доллар шестьдесят в месяц, по воскресеньям был выходной.

— Воскресенье? Как так? Быть не может. Вчера был четверг. Тебе приснился кошмар. Засыпай обратно.

Для Скотта четверг и правда затянулся, ведь он начал пить на теннисном матче и продолжал вместе с Рингом и писателями Джоном Дос Пассосом и Карлом ван Вехтеном, пока у них не закончился алкоголь. К вечеру пятницы мы с Эллис махнули на мужей рукой и провели субботу на пляже с детьми — у нее было четверо мальчуганов. Скотти, которой был уже почти год, нетвердо, будто тоже навеселе, ковыляла по пляжу и указывала на каждую новую диковинку, будто видела ее впервые, каждый раз крича «Ма!». Няня, конечно, докучливым слепнем маячила неподалеку.

Но вернемся к тому воскресному утру. Вскоре послышался глубокий тенор из-за двери спальни:

— Фицджеральд, ау! Я вызываю тебя! Солнце уже заползло на вершину! Ты обещал мне симфонию клюшек, деревьев и водителей!

— Что я говорила? — Я отбросила одеяло и потянулась за халатом.

С Рингом всегда так: он может вломиться прямо в спальню, сесть в изножье кровати и рассказывать, как поймал шесть рыбин на рыбалке с тем или иным соседом, или планирует поймать шесть рыбин, или не сможет поймать шесть рыбин, потому что Скотт обещал ему партию в гольф. «Но ничего страшного, — великодушно сообщал он, — тут уж ничего не попишешь».

— Господи, как ему это удается? — простонал Скотт.

Я знала только, что Скотту все удавалось совсем иначе.

В канун нового, 1924 года, когда мы уже провели в Грейт-Неке чуть больше двенадцати месяцев, я уселась за кухонный стол и уставилась на новый, обитый зеленой кожей журнал для записей — рождественский подарок Скотта.

— Если не начнешь фиксировать разные события, потом все позабудешь, — сказал он. — Я бы без своего просто пропал.

У Скотти был послеобеденный тихий час. Скотт все еще отсыпался после вчерашней ночи — мы посетили шикарный маскарад в четырехэтажном особняке Зигфельда; я нарядилась как роскошная мадам Дюбарри. Большинство наших слуг взяли отгул на тот день, и в доме царили тишина и покой — идеальное время, чтобы я могла сосредоточиться на событиях, вихрем пронесшихся по дому номер шесть на Гейтвэй-драйв за это время.

Я написала дату и наш адрес и начала составлять список моих впечатлений и воспоминаний.

Здесь в Грейт-Нек:

— Мы все же получим свои десять тысяч долларов! — воскликнул Скотт после заключения сделки.

Он тут же увлек меня в тур вальса по гостиной под взглядами Альберта и Анжелы, которые, вероятно, ожидали прибавки. Или что получат новые способы пополнять запасы еды и товаров, которые таскали у нас. Мы со Скоттом знали об этом, но не обращали внимания, потому что боялись потерять хорошую прислугу. Я испытала не только ликование, но и облегчение. Ведь хотя я и не вмешивалась в наши финансовые дела, всегда могла угадать по настроению Скотта, есть у нас деньги или нет, и всегда предчувствовала, когда дела совсем плохи.