Архонт вдруг осекся. Взгляд его упал на Лаис. Он подошел к девушке, которую по-прежнему поддерживали рабы, и взял ее бессильно висящую руку в свои.

— Зеленые с серебром данканы, — воскликнул архонт. — Но ведь именно такая была найдена вонзившейся в горло задушенной Гелиодоры! Вот она!

Он протянул руку, и один из рабов вложил в нее нечто очень маленькое, завернутое в лоскуток ткани. Архонт развернул ткань — и те, кто стоял поближе, смогли увидеть что-то вроде зеленоватой скорлупки.

— Совершенно такая же данкана, как на пальцах этой девушки! — воскликнул архонт.

— Ах! — выдохнула толпа, словно была одним существом.

— А это что такое? — с хищным выражением произнес архонт. — Перстень-дактило? А что под ним?

Архонт сорвал перстень и с торжествующим восклицанием поднял руку Лаис.

На всех пальцах отливали зеленью и серебром нарядные данканы, и только на указательном ничего не было.

— Это она! — взвизгнула Маура, смахнув с лица белокурые пряди парика. — Она убила Гелиодору! Данкана — доказательство! Вы все видите!

Толпа ошеломленно молчала, и голос фессалийки показался оглушительным в этой тишине, словно глас с небес.

Архонт несколько раз медленно кивнул в знак согласия.

Этого Клеарх уже не выдержал.

— Позволь вмешаться, архонт! — вскричал он. — Не далее как позавчера Лаис была на моем симпосии — и все гости могут подтвердить, что на ней был перстень-дактило. Порфирий даже сделал замечание, что дактило мешает ей подавать килики с вином! Порфирий, ведь ты помнишь? Помнишь, как это говорил?

Стоявший неподалеку толстяк нервно утирал пот со лба, косясь то на прикрытое холстиной тело несчастной жертвы, то почему-то на Мауру. Лицо его было сейчас отнюдь не багровым, а страшно бледным. Он с явным трудом заставил себя кивнуть.

— Что ты этим хочешь сказать, Клеарх? — устало спросил архонт. — Что данкана уже была потеряна, когда Лаис посетила твой симпосий? Но этого никто не может утверждать наверняка. Она могла ее снять, чтобы удобней было носить дактило. А потом снова надеть, но плохо приклеить. Именно поэтому данкана свалилась, когда Лаис душила Гелиодору!

— Да, как я посмотрю, ты все уже решил, архонт? — недобро прищурившись, спросил Клеарх. — Тебе уже все ясно: что было, как это произошло, кто виновник… А ты не припомнишь, по какой причине ты стал архонтом?

— Что ты имеешь в виду? — высокомерно поднял брови управитель города.

— Мы выбрали именно тебя, потому что нам надоел прежний архонт, который слишком уж наслаждался своим правом карать и миловать! — с ненавистью бросил Клеарх. — Он выносил приговоры коринфянам, даже не дав себе труда подумать, повинуясь лишь своим прихотям! Не уподобляешься ли ты ему? И не ждет ли тебя в таком случае та же самая судьба?

— Ты мне угрожаешь? — с ненавистью прищурился архонт. — Ты стремишься любым путем защитить свою преступную любовницу!

— Лаис не была моей любовницей, ибо я свято чту законы храма Афродиты, которые запрещают касаться аулетрид до выхода из храмовой школы, — резко ответил Клеарх. — А защищаю я ее потому, что не верю в ее виновность! Если она кого-то и любила, как любят родную сестру, так это Гелиодору!

— Конечно, любила, но лишь до тех пор, пока не узнала, что ты втайне отдаешь предпочтение Гелиодоре и раскаиваешься, что дал Лаис обещание стать ее первым гостем! Ты хотел бы стать первым гостем Гелиодоры! — закричала Маура.

— Я? — изумленно проговорил Клеарх. — Что за нелепость?!

— Я слышала, как они с Гелиодорой ночью спорили об этом! Все слышали! И Лаис уверяла, что считает Гелиодору уродиной, что не позволит ей отнять тебя у нее! Мы слышали, верно?

Маура обернулась к аулетридам, и все увидели, как некоторые из них кивнули: кто-то с готовностью, кто-то едва заметно…

— Погодите, — растерянно проговорила Никарета, — я не слышала ничего подобного!

— Это было уже потом, после того, как ты ушла, верховная жрица, — заявила Маура непререкаемым тоном.

— Клянусь богиней, — схватилась за голову Никарета, — я в жизни не испытывала ничего ужасней! Что же нам делать?! Надо для начала расспросить Лаис. Я не могу поверить, что она была способна убить Гелиодору, не могу!

Многие девушки и наставницы поддержали ее согласными восклицаниями, однако поэтесса Анита Тегейская мстительно проворчала:

— Кто знает, к чему могут подвигнуть женщину ревность и зависть?..

— Нужно расспросить Лаис! — крикнул Клеарх и вонзил в архонта такой яростный взгляд, что тот невольно поежился.