Шрифт:
… да.
… спасибо. Я не видел этих людей раньше. В городе многое изменилось и продолжает меняться. Я даже не уверен, что они имеют право говорить со мной от имени их Республики. Вполне может статься, что их уже объявили вне закона.
Ее присутствие — тонкий аромат духов, перекрывающий травяную вонь мази от ушибов. Прохладные пальцы сквозняка, что словно бы невзначай касаются шеи.
Улыбка, которую Кайя видит, не оборачиваясь.
И он почти спокоен.
Но в то же время благодарен Урфину, который становится у кресла Изольды.
Деграс и Гайяр занимают места согласно протоколу. Оба одеты с вызывающей роскошью, призванной подчеркнуть статус. Пэль. Бархат. Тяжелые меха, в которых жарко, но оба потерпят жару. Золото баронских цепей. Драгоценные камни…
…оружие.
Кайя безоружен. Из драгоценностей при нем кольцо и медальон, который спрятан под рубашкой, но Кайя в порыве внезапной паники касается его, проверяя, на месте ли.
На месте.
… мне кажется, или Гайяр и Деграс друг друга недолюбливают?
… так и есть. Это не вражда, сердце мое, скорее давнее соперничество. Впрочем, Гайяр рассчитывает его прекратить, выдав младшую дочь за Гавина. Насколько я знаю, Деграс отнесся к идее благосклонно.
… а Гавин?
… сделает то, что ему скажут. Этот брак выгоден для обоих семейств. Да и… так принято.
Изольда расстраивается, она до сих пор не привыкла, что большинство браков здесь совершаются исключительно с точки зрения выгоды. И далеко не все впоследствии несчастны.
… Кайя, вот только попробуй поступить подобным образом с Настей.
… никогда. Ты же знаешь.
Знает, но все равно боится, потому что слишком часто приходится кем-то жертвовать во имя высшего блага.
От имени народа говорят четверо. Они все называют себя братьями, хотя кровным родством не соединены, да и самопровозглашенные узы — Кайя видит отчетливо — весьма зыбкие. Эти люди вынуждены держаться в стае. И красные сатиновые куртки с массивными пуговицами из латуни подчеркивают равенство. Вот только первым место выбирает темноволосый парень угрюмого вида, и лишь затем присаживаются остальные. Они старше. Опытней, но… опасаются спутника?
Определенно.
… это Игэн Безземельный. Его отец был славным рыцарем, хотя и не особо успешным в делах. Земли свои проиграл в кости. Его сыновей взяли родственники, но не ошибусь, сказав, что их нет в живых. Слева от него…
…старик с длинным изможденным лицом, которое кажется еще длиннее из-за острой, какой-то козлиной бороды.
… Лан Добрый, из алхимиков. Весьма неглуп, но не имел нужных связей и состояния, чтобы заплатить гильдийный взнос за право зваться мастером. Правда, с той поры гильдия поредела.
… не без его участия?
… да. Он выступал свидетелем на нескольких обвинительных процессах, которые закончились Площадью Возмездия.
Не следовало называть это место, ее воспоминания были слишком живы. И прежде, чем Иза справилась с ними, Кайя увидел себя со стороны, отражение в кривом зеркале страха и боли.
… они не могли причинить мне вред, сердце мое. Ни топор. Ни веревка. Ни выстрел из пушки, если эта пушка рождена в нашем мире.
Тихий вздох и просьба:
… рассказывай дальше.
… о тех двоих известно мало. Наемники, присягнувшие на верность Республике от имени гильдии наемников, которой, впрочем, не существует. Здесь — наблюдатели. И молчать не станут, что хорошо.
Пауза длилась неприлично долго, но никто из присутствующих не решался первым нарушить молчание. Кайя это надоело:
— Я слушаю.
Заговорил против ожидания не Безземельный, но алхимик. Он поднялся, неловко опираясь на подлокотники кресла, покачиваясь, словно бы это простейшее действие причиняло ему боль.
Ложь.
— От имени Республики и Народного собрания, которое на данный момент является единственной реальной и законно избранной властью, представляющей волю всего народа…
Делает паузу, позволяя себе глубоко вдохнуть. Бароны молчат.
— …мы уполномочены сделать предложение.
На сей раз пауза длится дольше. А Лан Добрый проводит сухой дланью по бороде, вытаскивает зацепившуюся за пуговицу прядку и притворно вздыхает.
— Республика не желает войны. Мы помним о тех братских узах, что связывают всех жителей… этой благословенной страны. К чему раздоры и кровь, когда мы все желаем одного — мира.