Шрифт:
— Веселишься?
Куда уж веселей. С него же станется ударить просто, чтобы кровь пустить.
— Боюсь, — честно созналась Меррон, отодвигаясь от клинка.
Терлаку заложники не нужны. И на Дара ему плевать. Убьет убийства ради.
— Правильно. Люди должны бояться. Страх, он дает возможность острее ощутить вкус жизни. Вот ты не боялась и жила себе как жилось… не шевелись, а то хуже будет.
Он дотянулся-таки острием до кончика носа, коснулся, позволяя ощутить холод железа.
— А ты знаешь, что женщинам мужскую одежду носить — это позор?
Лезвие плавно двинулось по щеке, очерчивая полукруг.
Замереть. Не дышать даже.
— Женщина должна знать свое место… быть покорной… послушной…
Вкус железа на губах. И клинок с неприятным звуком царапает зубы.
— Знаешь, там, в Краухольде, меня обвинили в излишней жестокости. А разве я жесток? Я справедлив. Та шлюха сама ко мне пришла… а потом стала кричать о насилии… я отрезал ей губы. И кончик носа… очень чувствительное место, ты ведь должна это знать. Я лишил ее век… за ложь. Просто за ложь.
И еще потому, что ему нравилось.
Странная у Меррон все-таки жизнь. Хорошие люди уходят, а ненормальные возвращаются.
— А мне сказали — жестокость… на самом деле им плевать на шлюху. Они просто хотели избавиться от меня, вот и нашли повод. Злоупотребление положением… ложные доносы… невинные жертвы. Все в чем-то да виноваты.
Он убрал нож, на котором блестели капельки крови.
Все-таки порезал, сволочь этакая…
И ведь дорежет, вопрос лишь в том когда.
Меррон попыталась утешить себя мыслью, что Терлак всяко лучше Харшала с его рассказами о нежити, он просто убьет, но получалось не очень.
— И все-таки, — Терлак слизал кровь, — что это за место было?
Причин молчать Меррон не видела, вот только голос ее предательски дрожал. И слова терялись. Неприятно рассказывать о чем-то, когда теряются слова.
Или совсем заканчиваются.
— Вот оно как… — Крутанув нож на ладони, Терлак почти позволил ему выпасть, но в последний миг подхватил, зажав между пальцами. — Грустно.
Меррон согласилась: очень даже грустно. Солнышко светит, птички поют… день хороший, замечательный просто-таки день. Неохота таким умирать.
— Значит, мне лучше убраться отсюда, и подальше…
Терлак перевел взгляд с Меррон на лошадь и поморщился:
— Двоих не выдержит. Извини.
Клинок метнулся к глазам, и Меррон отпрянула, не удержала равновесия и завалилась на спину. А в следующий миг лошадь завизжала. И Терлак тоже. Громко. Страшно. Все кричал, кричал…
Меррон перекатилась на живот, поднялась, и… хорошо, что ее уже вырвало. Терлак был жив. Он лежал, неестественно вывернув руки, а на груди его уютно устроилось существо. Оно разодрало живот и теперь методично в нем ковырялось.
Жаль, что Меррон никак не леди. Упала бы в обморок. В обмороке как-то спокойней, что ли… и когда тебя жрут, наверное, не больно.
А тварь, разом забыв о жертве — Терлак уже не кричал, но только повизгивал, — повернулась к Меррон. Оно разглядывало ее секунд десять, а потом качнулось навстречу.
— Знаешь, а давай ты меня как-нибудь небольно убьешь? — сказала Меррон, глядя в мертвые глаза.
Существо протянуло руку и коснулось щеки, оставляя на ней липкий след.
— Шею там сломаешь… или вот горло перегрызешь. Лучше горло, чем как вот его…
Оно вздохнуло и тычком опрокинуло на бок. Зажмурившись, Меррон попросила себя лишиться чувств… Что-то мокрое коснулось запястий.
Рывок. Ворчание.
И свист…
А веревки исчезли.
Наверное, связанные люди в представлении карто выглядели не слишком аппетитно…
Меррон перевернули на спину, усадили, пригладили волосы. Но когда тварь, дружелюбно оскалившись, протянула темный, еще кровящий шмат Терлаковой печени, сознание все-таки смилостивилось над Меррон…
Я не люблю прощаний, ни долгих, ни коротких, а расставания и вовсе ненавижу всей душой. Снова кого-то терять, пусть и на время, но все же.
Йен чувствует неладное и прячется под кроватью, где сворачивается калачиком и лежит, обняв несчастную запыленную шапку. Я уговариваю его выйти, чувствуя себя предателем, и, когда слова заканчиваются, Кайя просто переворачивает кровать. Он успевает поймать Йена прежде, чем тот находит новое укрытие.
— Тебе небезопасно здесь оставаться. — Кайя разговаривает с сыном так, словно тот уже достаточно взрослый, чтобы понять. А может, и вправду взрослый. — Я не настолько доверяю этим людям. И с нами тебе нельзя.