Он меня баюкает, как ребенка, я себя ребенком и чувствую.

Помню глянцевые каменные глаза мага, в которых я почти утонула. Волю, почти сломавшую Сержанта… собственное желание подчиняться.

… его больше нет. И других не будет. Мы закроем мир, но… нам нужна энергия. Хаот ее предоставит.

… закроете…

… не насовсем. Так уже делали после войны. Система рекомендует пару сотен лет… пара столетий мира — это же много. Нам хватит.

Не только нам, но чего это будет стоить? Я уже усвоила, что у всего здесь есть цена.

… справимся, сердце мое.

Я верю ему.

Что мне еще остается делать, не плакать же в самом-то деле? Кайя обнять. Закрыть глаза и слушать такой знакомый ритм сердца. И утешая себя, думаю, что я буду рядом.

… к сожалению, да. Мы с Ллойдом перебрали все возможные варианты, но я должен буду полностью себя контролировать. А это возможно только в том случае, если ты рядом.

Меня, в отличие от Кайя, данный вариант всецело устраивает.

Он же вздыхает и утыкается носом в макушку.

Гипс Йену все-таки снимают, несмотря на то что я не слишком верю в столь быстрое срастание костей. Но док твердит, что все замечательно.

Кайя с ним согласен.

А Йен, маленький рыжий лис, просто-таки счастлив избавиться от обузы. Он трогает ногу, покрасневшую шелушащуюся кожу, поворачивает влево и вправо, вытягивает стопу и пальцами шевелит. На ноги становится сам и первый шаг делает осторожно, словно наново к ноге привыкая. От ботинок отказывается, шлепает босиком.

… Иза, он не способен простудиться. Подхватить корь, ветрянку, свинку… что там еще?

… много чего. У меня большой список.

… и весь твой список тоже.

Йен держится за мою юбку, но с видом предельно независимым. Во второй руке он несет обломок гипса.

… не ворчи, сердце мое.

… буду.

Хочется мне. И вообще, отбирать у женщины возможность иррациональных переживаний бессердечно. Я лучше буду волноваться о том, что пол холодный, сквозняки гуляют и местные крысы переносят чуму, нежели о грядущей встрече с магами Хаота и призраке апокалипсиса, который маячит где-то вдали. Со сквозняками я хотя бы бороться могу.

… что мне сделать, чтобы тебя успокоить?

… ничего. Это… просто слабость. Я справлюсь.

Кайя целует мою руку, проводит большим пальцем по линии жизни, которая тянется до самого запястья, и значит, я проживу долго.

Мы оба проживем долго.

И черт побери, счастливо, поскольку иначе все эти танцы не имеют смысла.

… все будет именно так, сердце мое. Так и никак иначе.

Письмо принес Урфин и, протянув мне мятый конверт, скрепленный парочкой восковых печатей, сказал:

— Я не вскрывал.

Вот и мне как-то не хотелось.

«Драгоценная моя хозяйка…»

Почерк размашистый, неровный. Строки ползут то вверх, то вниз. И крупные буквы, растянувшиеся было, вдруг мельчают, словно жмутся друг к другу в страхе.

«Не так давно случилось мне встретиться со старым другом, человеком общительным и несдержанным на язык. Кое-что из его рассказа, полагаю, представляет интерес не только для меня…»

Второй лист сложен и запечатан.

«…но оставляю за тобой право распорядиться информацией по собственному усмотрению. Если супруг твой пребывает в более здравом уме, нежели в нашу последнюю встречу, предоставь это дело ему. В противном случае разбирайся сама. Уверяю, что в силу некоторых обстоятельств мой друг был предельно искренен и рассказ его заслуживает доверия.

В остальном же в городе становится скучно.

Суета. Кровь. Призывы защищать свободу.

На Оружейном дворе льют пушки. Порох тоже делать наловчились. Вот только закупкой материалов ныне занимаются сомнительного свойства людишки, а мастеров грамотных на Площадь Возмездия спровадили, оттого и сомнения меня, драгоценная моя хозяйка, разбирают в том, что пушки эти способны сделать больше одного выстрела. Но выглядят солидно.

Поговаривают еще, что нашелся хитрый человек, который велел делать пушки из гипса, а сверху красить бронзовой краской. Что будто бы выглядят они точь-в-точь как настоящие, особенно если с городских стен рассматривать. И что идея эта многим по душе пришлась.