Но вот лошадь остановилась, и Меррон сбросили на землю. К счастью, земля была довольно мягкой, с толстой шубой прошлогодней листвы и влажноватой моховой подушкой. Меррон испытала огромное желание в листву закопаться, но порыв остановила — вытащат.

— Вставай, красавец… ну или красавица, но все равно вставай, — раздался такой до омерзения знакомый голос. Просьбу подкрепили пинком, и Меррон подумала, что как-то слишком уж часто ее пинают. И за что, спрашивается?

Но подняться она поднялась.

Ноги не держат, а падать мордой в грязь жуть до чего неохота.

Рассвело почти… сквозь переплетение ветвей небо видно, синее, чистое. Солнце зябко кутается в шаль из облаков, которые наверняка к полудню рассеются. Будет жарко и душно. Разве что лес защитит… обыкновенный такой лес. Дубы и сосны с красноватой корой, в трещинах которой проблескивают смоляные слезы. Длинные хлысты лещины кренятся под собственной тяжестью. Раскинулись метелки волчеягодника… и ручеек имеется, пробивается сквозь жирную землю, скользит по черным гнилым листьям.

— Любуешься? — поинтересовался Терлак, расседлывая лошадку.

А крепко ей досталось, в мыле вся, дышит-задыхается, если ляжет, то и не встанет. Ей бы остыть дать да растереть хорошенько. Терлак же, бестолочь, трензеля отстегнул, повод на ветку бросил и все…

— Знаешь, а я всегда думал, что в жизни есть справедливость…

…есть, только какая-то она несправедливая.

— …и все, что ни делается, оно к лучшему. — Терлак пристроил седло меж корнями, а потник аккуратно разостлал на земле. Сам сел, скрестивши ноги, молот свой рядышком положил и смотрит, рассматривает даже.

Было бы чего рассматривать… грязная. В крови какой-то, в полугнилых листьях. И наряд еще этот дурацкий…

— А я вот все гадал, откуда в тебе эта бабскость… не подумай, что в упрек, я — человек широких взглядов…

…в центре поляны — черное кострище. Две рогатины вбиты в землю, и на длинной подкопченной палке котелок висит, старый, заросший грязью. Недалеко хвороста вязанки, дрова, тюки какие-то…

По самому краю земля разрыта, трава истоптана.

Стоянка, значит.

— Гадаешь, как я на тебя вышел? — Терлак хлопнул по бедрам, звук получился звонкий, хлесткий. — А никак! Нужен ты мне был… или нужна?

— В-ф… — били по темечку, а ноет челюсть, все у нее, как не у людей, — в разбойников играешь?

— Ага, — радостно подтвердил Терлак. — Скучно там стало! Вот не поверишь, как ты ушла, так сразу и заскучал! Места себе найти не мог, думал, чем же это я старого друга обидел? Я ведь к нему со всей душой, а он взял и сбежал.

— Ис-звини.

— Вот скажи, — Терлак подпер подбородок кулаком, — разве отказал я тебе хоть раз? Чем мог, помогал… закон порой нарушая…

И послал тех четверых, которые препроводили бы Меррон в тихий подвал с толстыми стенами. А оттуда — или за город, или в больничку, чтобы к следующему «разговору» в сознание привели.

— Все ждал, когда ж ты до беседы снизойдешь, нос воротить перестанешь. Болит?

Нос болел. И губы тоже. Челюсть. Шея. Живот. И руки…

— Удача — птица переменчивая… сегодня тебе, а завтра мне.

Слабая надежда.

— Убьешь? — Меррон знала ответ и, устав стоять, опустилась на землю, хотелось изящно, но получилось — мешком, и не удержалась, завалилась набок, и, конечно, под ворохом листьев обнаружилась коряжина, кожу на плече пропоровшая.

Какая тут удача… у Меррон ее отродясь не было.

— Убью, — согласился Терлак. Он не пошевелился: помогать не станет, но и от пинков воздержится. — Потом. Ты ж не торопишься?

— Нет.

— И я нет…

А вот это он зря. Меррон подозревала, что любезного Харшала нападение на его лагерь расстроит.

— Мы сначала поговорим…

— О чем?

— О том интересном месте, из которого я тебя прибрал. Не люблю, знаешь ли, странностей. А тут уж странно донельзя вышло. Был хуторок, и не стало хуторка. Куда домишко подевался? С двором, что характерно, с телегами… откуда шатры взялись? И эти… недолюдки.

Вот, значит, как вышло: хутор на нож поднять решили. Небось думали, что будет чем поживиться, если приграничный. Или просто веселья захотелось, а напоролись на мага. И тут другое странно — что Терлаку уйти позволили.

Вовремя сообразил, что не по силам кусок хватанул? Чутье у Терлака всегда было хорошим.

— Думаешь, не вернутся? — спросил он, вытаскивая из голенища нож. Клинок был коротким и узким, острым с виду.

— Это смотря кого ты ждешь…

Терлак медленно встал на колени, потом опустился на четвереньки, перенося вес тела на левую руку, правую же, с зажатым клинком, вытянул.