У зелья был характерный запах. Тисса знает его… надо вспомнить.

— Конечно, ваша светлость.

— Стойте!

Она вспомнила. Резкий пряный аромат. Невзрачная травка с белыми цветами и толстым корневищем, которое мылилось в руках и сушило кожу. Мама запрещала Тиссе и близко подходить к вдовьему цвету.

— Вы собираетесь его отравить?

— Ваша светлость, — доктор отставил пузырек и чарку, — он уже мертв. То, что вы видите, лишь иллюзия жизни, которую можно поддерживать до бесконечности. Но ваш супруг никогда сам не откроет глаза, не заговорит, не пошевелит хотя бы пальцем… и разве не лучше будет отпустить его?

Как он может говорить подобное?

— Вы к нему привязались, но… — Доктор потянулся к чарке.

— Уходите.

Тисса не позволит убить мужа.

— Ваша светлость, я понимаю ваше негодование, но, поверьте, так будет лучше.

Для кого? Для Урфина, который не способен защитить себя? Или для Тиссы? От нее и вправду ждут, что она просто отвернется?

— Уходите, — повторила она жестче и встала между доктором и кроватью. — Только попробуйте к нему прикоснуться, и я… я прикажу повесить вас на воротах этого замка.

Не боится. Тисса мягкая. И слабая.

Клуша.

— Ваша светлость, вы мягкосердечны, но сейчас это во вред. За ним нужно будет ухаживать, как за маленьким ребенком, а он отнюдь не дитя. И тело начнет гнить живьем, пока не сгниет вовсе. Это куда более мучительная смерть…

— Я больше не собираюсь повторять.

Доктор повернулся к Седрику и с явным неудовольствием в голосе произнес:

— Надеюсь, вы осознаете, что ее светлость не в том состоянии, чтобы решать что-либо. После родов разум женщины ослабевает.

Он говорит так, будто Тиссы вовсе нет в комнате! А если Седрик поверит? У Тиссы не хватит сил справиться с ними. Она, конечно, попробует. И не отступит, пока есть хоть капля сил.

— У меня нет причин сомневаться в ясности мышления ее светлости, — спокойно ответил Седрик. — Равно как и в праве ее распоряжаться на землях Дохерти. И я настоятельно рекомендую вам уйти.

Широкая ладонь Урфина была теплой. От иглы остался след, и Тисса поцеловала руку.

Как можно говорить, что он умер?

Живой.

И вернется. Он ведь не совсем человек, а драконы — сильные.

— Вы тоже считаете, что я не права? — спросила она у Седрика, когда за доктором закрылась дверь.

— Я считаю, что вам следует написать лорду-протектору.

Это было разумным советом.

— Я пришлю Гавина, чтобы помогал вам. И стража у дверей будет не лишней.

Нет, он не думал, что доктор вернется, но с охраной Тиссе будет спокойней.

— И… в подобной ситуации я бы предпочел, чтобы моя жена дала мне шанс…

Три протектора у костра — это ровно на два больше, чем нужно.

Нет, внешне все вежливо и даже мило, но… если Ллойд действительно спокоен, то Гарт места себе не находит. Он встает и тут же садится. Дергает себя за косы. Перебирает бусины, то заговаривает, то замолкает и не сводит с Кайя настороженного взгляда. Мой муж держит меня за руку, и не потому, что боится потерять в темноте. Скорее уж он опасается не уследить за собой.

И я понимаю, что четвертый в этой компании будет лишним.

… мы скоро уйдем. Отдохнем немного и уйдем.

К счастью, они все слишком обессилели, чтобы воевать друг с другом. И я не исключение.

Сжимаю пальцы Кайя.

Засыпаю.

Просыпаюсь.

По-прежнему темно. А я чувствую себя безумно уставшей, словно все предыдущие дни, месяцы и годы, все переживания, которые, казалось бы, пора отпустить, выставили вдруг счет.

… это пройдет.

… Хаот?

… да. Сеть высасывала силы.

Кайя показывает мне мир за мгновение до наступления темноты. Серую траву, которая вот-вот рассыплется пылью. Деревья из песка. И крупицы праха, танцующего в алых волнах. Обессилевших лошадей и мертвую землю.

Я знаю, Кайя прикрывал меня сколько мог, но в какой-то момент им понадобилось все.

… отдыхай.

Буду. Дремлю, обняв его, думая о том, что хорошо, что у них получилось. Усталость пройдет, а мир, он останется. Для меня и для Кайя.