Враг вышел в другую комнату и набрал чей-то номер телефона, сказал:

–  Он здесь. Да… Как мы и предполагали. Приезжайте. Думаю, нам будет о чем поговорить.

Глеб от бешенства едва зубы в порошок не стер. Но что он мог сделать? Попался, как самый последний идиот! Сам шел в расставленные сети… слепой от ненависти, от жажды мщения. Не понял, что человек на диване у камина вовсе не спит, а искусно притворяется, поджидает его, Глеба, чтобы поймать на месте преступления. Теперь и вправду все кончено…

Враг вернулся, сел на диван. Глебу были видны его туфли из дорогой мягкой кожи, удобно облегающие ногу; ворс ковра щекотал лицо, пах дымом догорающих дров. Раскаленные от жара поленья рассыпались на красные угли. Враг взял кочергу, поворошил их, подбросил в огонь пару березовых чурок.

«Этой кочергой он меня и свалил, - подумал Глеб.
– Дал по ногам со всей дури. Хоть бы переломов не было».

–  Что, студент, оплошал?
– ехидно усмехнулся враг.
– То-то! Полежи, остуди горячую головушку. Ментам я тебя, пожалуй, отдавать не стану. Сам разберусь, что ты за птица и зачем сюда прилетел, устрою тебе и суд, и наказание.

Дверь в комнату открылась, кто-то вошел, и враг поднялся ему навстречу.

–  Вот он, полюбуйтесь, господин Смирнов! Хотел голову мне разбить… Но я с таким щенком еще способен справиться. Хорошо, кочерга под рукой оказалась.

Сыщик присел на корточки рядом с Глебом, заглянул ему в лицо:

–  Что, парень, будешь правду говорить?

–  Сдал меня, гад… - простонал тот, пытаясь отвернуться.
– Надо было придушить тебя там, в склепе! Дурак я!

–  Это ты верно подметил, - кивнул Всеслав.
– Спорить не стану. «Неуловимый мститель» из тебя не получился. А у вас неплохая реакция, Альберт Демидович! Славно вы его кочергой свалили.
– Он ощупал ноги Глеба, улыбнулся.
– Кости, кажется, целы.

–  Надеялся незаметно ко мне подкрасться, студент?
– склонился к лежащему Фарбин.
– Я чужого за версту чую, как волк! И слух у меня тонкий, музыкальный. А чердак я нарочно открытым оставил…

–  Не верь ему!
– прохрипел Глеб, глядя на сыщика.
– Он… Алису…

–  Посмотрите, господин Смирнов, что я обнаружил у этого мерзавца во внутреннем кармане куртки, - вмешался Альберт Демидович. Он жестом указал на стол, где лежало, переливаясь в отблесках пламени, роскошное ожерелье из сиреневатых аметистов.
– Это украшение я подарил Алисе! Уходя, она забрала его с собой. Остальные подарки она от меня не принимала, а ожерелье пришлось ей по душе. Как оно попало к этому негоднику?

–  Он все врет!
– сверкал глазами Конарев.
– Хочет на меня свалить…

–  Откуда у тебя ожерелье?
– серьезно спросил Всеслав.
– Шутки закончились, Глеб. Ты знаешь, где Алиса! Говори…

–  Она ушла… - шептал Глеб, а по его щекам текли слезы.
– Ушла навсегда! Ее больше нет…

Лицо Фарбина исказилось, стало мертвенно-бледным.

–  Ты… убил ее… - одними губами то ли спросил, то ли предположил он.
– Убил… Не может быть! Скажи, что она жива… Где она? Где Алиса?!
– Он бросился на Глеба и принялся остервенело трясти его.
– Проклятый сопляк! Недоносок! Ревнивый подонок! Где Алиса?! Говори, тварь!

Если Фарбин играл, то явно переигрывал. Подобное проявление эмоций шло вразрез с его хладнокровной, бесстрастной натурой. В какой-то момент он сам осознал всю нелепость происходящего… опомнился, разжал руки и отпустил Глеба.

–  Что вы сидите?
– спросил он Смирнова.
– Этот… выродок убил Алису!

–  Надо развязать его, - спокойно сказал сыщик.
– У вас есть водка?

–  Только коньяк.

–  Налейте…

Альберт Демидович пришел в себя. Он молча взял со стола бутылку коньяку, налил половину стакана и протянул Глебу.

–  Пей, ублюдок, - спокойно и страшно произнес он.
– Жить тебе осталось, пока будешь говорить.

Сыщик развязал парня, усадил его на диван. Руки Глеба затекли от веревки и не слушались. Коньяк плескался в стакане, норовя вылиться на светлую диванную обивку. Глеб с трудом проглотил его. Ему стало безразлично, что с ним будет. Так почему бы не выпить, раз предлагают? Мир давно приобрел для Глеба несмываемый отпечаток смерти… какая разница, когда она придет и к нему?

–  Еще два дня назад я подозревал тебя в краже картин с выставки «Этрусские тайны», - сказал Всеслав.
– Хотя ошибался по поводу «Нимфы». Думал, ты взял ее как самую лучшую работу Рогожина, чтобы испортить триумф художника. Две вещи заставили меня изменить свое мнение: то, что картина оказалась в склепе, и твое изумление, когда ты ее увидел. Оно было неподдельным.

Настала очередь удивиться господину Фарбину:

–  Как? Разве картины были похищены? Но…

–  Я ничего не брал, - угрюмо буркнул Глеб.
– Я даже не знал о существовании… как вы ее назвали?

–  «Нимфы», - подсказал Смирнов.

–  Да. Так вот… я следил за Алисой… и видел ее с этим Рогожиным. Сначала я не знал, чем он занимается. Я ревновал, думал, у них с Алисой… Она раздевалась перед ним!
– Конарев горько усмехнулся.
– Судьба, в которую я не верил, сыграла со мной злую шутку. Васильки и Ключи оказались совсем рядышком - рукой подать. Рогожин привозил туда Алису… Наверное, я сошел с ума от ужасных подозрений. Мне и в голову не приходило, что Алиса… могла просто позировать художнику…