— Хорошо. Не зубоскаль, читай.

— Все? Или самое интересное?

— Самое интересное.

Андреян поднес грамоту едва ли не к носу, пробежал глазами.

— Бу… Да… вот то самое: «…а еще скажу тебе, сын мой, идя к власти, никого щадить нельзя: ни брата, ни отца родного». Поди, не знаешь, князь, что сам Болеслав одного ослепил, а другого брата оскопил?

— Знаю. Ты читай, Андреян, не суй нос, куда тебе заказано.

— Ежели б я не совал носа, князь, ты б вовек ничего не узнал. И это заместо благодарности.

— Будет тебе благодарность. Читай.

Андреян опять, как пес, заводил носом по пергаменту.

— Вот. Слушай, Владимир Святославич: «…ты пишешь, что ненавидишь отчима, я это понимаю, не за что тебе его любить. Но не забывай, что по его смерти перво-наперво тебе принадлежит великокняженье, и вот тогда-то ты сможешь разделаться со всеми, кто встанет на твоем пути. И в том я буду главным твоим поспешителем, Святополк».

Скопец умолк, взглянул на князя: каково, мол, сказано? Но смолчал, хватило ума не дразнить высокого собеседника.

Владимир тоже молчал, подошел к окну и оттуда махнул рукой: продолжай, мол.

— А вот во втором письме Болеслав пишет, как ускорить твою смерть, князь.

Владимир резко повернулся от окна.

— Даже это?

— Даже это, князь. Он пишет, какой корень травы надо найти и как его готовить. И тут же сообщает, что это хорошо умеет делать Рейнберн.

— А ну-ка возьми писало, отчеркни все эти места на пергаменте.

Андреян приткнулся к столу, на княжеское место не посмел присесть, взял перо, обмакнул в чернила ореховые, отчеркнул на Болеславовых письмах нужные места.

— Вот. Все пометил. Тут еще, вот в этом месте, Болеслав предлагает Туров к Польше присовокупить. А что, мол? Родня ведь.

— Отчеркни и это.

— Подчеркнул.

— Тогда достаточно. Возьми за труды.

Князь кинул на стол пять гривен. Андреян, увидев столько серебра, оторопел.

— Что? Мало? — спросил Владимир.

— Нет, что ты, Владимир Святославич, столь я в жизни в руках не держал.

— Вот и ладно. Ступай на митрополичье подворье. Переночуй, а после заутрени зайди к Леону, может, ему что надо в туровский приход отправить. Захвати и езжай.

— Старой княгине ничего не надо передавать?

— Ничего. Даже лучше, если она не узнает о твоей поездке сюда.

— Спаси Бог тебя, великий князь, — поклонился Андреян, пятясь к двери.

— И тебе счастливого пути. — Князь осенил скопца крестом, и тот исчез за дверью.

За ужином великий князь был невесел, в сторону Святополка и жены его старался не смотреть. Первым поднялся из-за стола, ушел к себе.

Когда совсем стемнело и дворец вместе со службами стал готовиться ко сну, князь вызвал к себе пятерых своих телохранителей-гридней. Они вошли в горницу, тускло освещенную одним трехсвечным шандалом, стоявшим на столе. Князь знаком пригласил их рассаживаться. Они рядком сели на одну лавку, поворотив головы в сторону своего повелителя. Молчали, чувствуя важность момента.

— Я знаю вашу преданность мне, — заговорил негромко Владимир. — Поэтому именно вам поручаю сейчас взять князя Святополка вместе с женой и заточить в поруб. Пред тем проверьте, чтоб у него не было с собой оружия, даже засапожника. Разрешите им захватить с собой теплое, что захотят. К Святополку пойдут трое, а двое других доставят в поруб епископа Рейнберна, этот ночует в клети рядом с клетью кормильца Борисова Творимира.

— А Святополк?

— Святополк с женой во дворце, при входе с крыльца, налево вторая дверь. И чтоб никакого шума.

— Их вместе запереть?

— Святополка с женой вместе, а епископа отдельно, и не за стенкой соседней, а за клетью князя печенежского Родмана, чтоб не смогли переговариваться. Идите, выполняйте.

Гридни ушли, князь остался сидеть за столом. Он был доволен своими телохранителями, что ни один из них не спросил о вине Святополка, а ему говорить об этом со всеми не хотелось. Они сами должны разобраться.

Волчка разбудил чуть свет поваренок:

— Ты, что ль, туровский?

— Ну я. А что?

— Твово князя вместе с княгиней ночью в поруб бросили.

— Что мелешь-то?

— Ну, ежели я мелю, — обиделся поваренок. — Пожди, и тебя заметут.

— За что их? Кто велел?

— Ясно, кто велел, Владимир Святославич. А за что? Ему знать. Видать, есть за что, великий князь за так в поруб не сунет. Я тебя что бужу-то, дурака. Может, тебе лучше смыться, пока и тебя туда не спровадили.

— А меня-то за что?

— Что ты заладил: «за что, за что». Не станут же князя с княгиней пытать, скорее всего их милостников, вот ты как раз для пытки и подходящ будешь. Беги, парень, спасай шкуру.