— Да как получат от него грамоту, тут же и ответ строчат и с тем же польским чтецом отправляют. Прости, великий князь, но, как я понимаю, Болеслав хочет Туров к Польше присовокупить.

— Мало ли чего ему хочется, — заметил Владимир и обвел взглядом своих советников, молча сидевших по лавкам. — Ну, так что же скажете, господа бояре?

— То, что князь с тестем переписывается, еще ни о чем не говорит, — сказал воевода Жидьберн.

— Нет, говорит, говорит, — вздохнул Владимир. — Мне почему-то с самой его свадьбы ни одной грамотки не прислал. И потом, у меня нет оснований не верить Андреяну, он для этого и был там оставлен. Я сразу почуял неладное и инока на этот след и направил. Он, как добрый пес, хорошо взял след. Молодец, Андреян.

Но скопец на похвалу не отозвался, даже бровью не повел, сидел такой же безучастный, скукоженный и жалкий.

— Ну, так что же делать, господа бояре? Отчего рты позамкнули?

— Как тут говорить, Владимир Святославич, обвинение шибко серьезное, — сказал Путята. — Как ни крути, а ведь изменой пахнет. А ведь Святополк — князь, не мизинный, чай, человек.

— Ну и что? С князя и спрос больше должен быть.

— Что бы подсыл ни доносил, Владимир Святославич, а тебе надо самому со Святополком встретиться и поговорить.

— Этот разговор с ним не уйдет от меня. Я вас спрашиваю, что мне с ним-то делать?

— Ну там и решим, точнее, сам решишь, когда поговоришь, — сказал Волчий Хвост.

Так никто и не высказался, что делать со Святополком, и великий князь догадывался почему. Случись что с Владимиром, а он уж не молод, Святополк может занять киевский стол, а тогда уж непременно дознается до всего, и советчику нынешнему не сладко придется. Подозрения эти тут же подтвердились, едва зашел разговор: кому ехать за Святополком. Никто не хотел, все отговаривались занятостью. Воеводы дружины не могли оставить, Путята затеял перестройку хором, Анастасу нельзя училище бросать, отроков учить надо. У всех дела.

Великий князь никого неволить не стал, вполне понимая их опасения.

«Надо послать за Святополком того, кто не будет ничего знать о его крамоле», — решил Владимир.

На следующий день великий князь позвал к себе Блуда.

— Через две недели грядет великий праздник Святой Троицы, я уже заказал меды варить. Хочу сынов позвать на пир. Ты поедешь в Туров звать Святополка с женой, оттуда по пути заедешь в Овруч к Святославу, пусть и он приезжает. Ну, а к остальным я других гонцов пошлю.

— Хорошо, Владимир Святославич, ныне же выезжаю.

— Дороги туда небезопасны, возьми с собой кого из богатырей.

— Сейчас в Киеве Попович, Рагдай и Добрянкович.

— Вот их и возьми. Еще с тобой поедет инок Андреян, он по церковным делам приезжал.

Андреян возвращался в Туров с новым тайным поручением великого князя — раздобыть болеславские грамоты, если они уцелели.

— Привези хотя бы одну-две, — наказывал скопцу Владимир. — Иначе он, как налим, выскользнет, отопрется. А тебя послухом я не могу против него выставить.

— Я и сам не хочу супротив князя свидетельствовать, чай, у меня одна голова на плечах.

Скопец вполне понимал свое ничтожество перед князьями.

Блуд отправился в Туров, искренне убежденный, что великий князь и в самом деле хочет собрать на Троицу всех сыновей. Но Владимир никого больше никуда не посылал— ни за одним сыном. И Святослав ему не был нужен, но поскольку древлянская земля лежала на пути в Туров, пришлось поручить Блуду и его звать, чтобы у воеводы не возникло и тени сомнения в истинной роли его в этих приглашениях.

Приезд воеводы Блуда в Туров насторожил княгиню Арлогию, она помнила, кто выманивал ее мужа на мечи варяжские. Велела дворскому Никите и встречать, и привечать гостя незваного, а если спросит о ней, отвечать, болеет, мол.

Вечером пришел к матери Святополк.

— Ну, чего он явился? — нетерпеливо спросила сына княгиня.

— Великий князь к себе на праздник зовет, вот его и послал.

— Не нравится мне этот посыл, сынок.

— Отчего?

— Вот так и отца твоего звал этот изверг к Владимиру на беседу братскую.

— Но он всех нас зовет на праздник: и меня, и жену, и епископа даже. И выход велит привезти.

— А данщик воротился с полюдья? [91]

— Воротился.

— Много ль собрал?

— Да изрядно. Кадолбей двадцать меду, скоры разной сороков тридцать да гривен за триста.

— Возьми с собой половину кунами, а мед и скору, скажешь, водой пришлем. Снаряжу после Еловита с отроками.