«Это мать, мать. Как она посмела!»

И вдруг он вспомнил слова, которые ему во все дни твердил Ермила: «Повинись, князь. Повинись».

— Прости, отец, — с трудом выдавил из себя он то, что никогда не предполагал говорить. — Виноват я.

«Ах, мать, что ты наделала? Как ты посмела против сына створить такое?»

А Владимир словно услышал мысли его:

— Вот днесь и мать твоя, княгиня Арлогия, со слезами просила простить тебя. Все сердце мне растравила, едва на колени не вставала.

«Значит, добрался Волчок все же. Вызвал ее».

— Прости, отец, — твердил, как во сне, Святополк. — Нечистый попутал.

— Да нечистый ведомый. — Владимир провел рукой по пергаменту, тот прошуршал громко под его ладонью. — Надо будет подумать, как впредь отгородить тебя от него. Или отдалить хотя бы. Ступай, сыновец, в поруб. Порадуй жену, что казнить вас я не собираюсь, но уж и Турова вам более не видать. Горько мне, что сыновец мой ополячиться хотел. И это русский князь! Эх…

Владимир огорченно махнул рукой, сказал грустно:

— Иди. Завтра узнаете мое решение.

Арлогия явилась во дворец чуть свет, но великий князь уже был на заутрене. Ей пришлось ждать его в сенях, куда проводил ее отрок княжеский.

— A-а, хорошо, что ты пришла, — увидев ее, искренне обрадовался Владимир. — У меня есть для тебя добрые вести. Идем ко мне в светлицу.

Шагал князь широко, и Арлогии приходилось едва ли не бежать, чтоб поспевать за ним. Войдя в свою светлицу, он не сел за стол, как обычно, а опустился на лавку, подав знак Арлогии сесть рядом.

— Ну что, княгиня, можешь порадоваться. Вчера ночью сын твой наконец-то прозрел. Просил прощения.

— Слава Богу, слава Богу, — закрестилась Арлогия и от волнения едва не заплакала. Глаза заблестели от подступивших слез.

— Я простил, конечно. Куда денешься, наш корень, рюриковский. Но в Туров его больше не пущу.

— А куда же Святополка?

— Его посажу под рукой в Вышгороде. Это рядом и надежней будет.

— Ну спасибо, Владимир. Спасибо, что зла не держишь.

— Я христианин, княгиня, и в сердце лишь Бога хочу держать, не диавола.

— Дай тебе Бог здоровья, Владимир, и долгах лет.

— Будет об этом, — отмахнулся князь. — Лучше скажи, где хочешь жить? Остаться в Турове или переехать в Вышгород к сыну?

— Конечно, к сыну, тут и речи не может быть.

— Тогда поезжай в Туров, забирай пожитки, все добро и переезжай в Вышгород. Надеюсь, чади тебе достанет, или дать кого отсюда в подмогу?

— Не надо никого. Вот коли послушника одного… Впрочем, ладно и так, ты эвон сколько добра мне створил.

— Говори, говори, что там за послушник.

— Да при храме послушник есть скопец Андреян.

— Что-то не упомню такого, — слукавил Владимир.

— Да он маленький такой, болезный.

— Ну и что он тебе?

— Когда я заболела, он за мной как отец родной ходил, травами пользовал, у ложа дневал и ночевал. С ложки меня кормил. Я бы хотела его забрать с собой.

Владимир едва подавил улыбку: «Вот хитрец горбатый».

— Ну что ж, возьми, коли он еще и лечцом проявился. А я с митрополитом договорюсь, он пошлет другого. Отцу Фоме так и скажи, что я этого… Как его?

— Андреян.

— Этого Андреяна с тобой отпускаю.

— Ой, спасибо, Владимир, большое тебе спасибо. Ты так меня уважил.

— Полно, княгиня. Экие пустяки. Лучше пойдем позавтракаем вместе.

— Пристойно ли, Владимир. Я ведь…

— Ты жена моего брата старшего и великая княгиня, сего звания у тебя никто до скончания века отнять не сможет. Идем, мать, не упирайся.

— А когда ты Святополка выпустишь?

— Вот из Вышгорода явятся бояре, позову к себе и представлю им их князя. Не боись, хорошо представлю.

— А когда они явятся?

— Может, к вечеру, а скорее завтра.

— А нельзя ли Святополка за стол позвать?

— Арлогия, ты забыла, что на моем застолье веселье царит, а не заупокойня. Твоя невестка грозилась меня сырьем съесть, а я б ее еще за свой стол сажал. А?

— Ой, прости, Владимир. Я так. Не подумала.

А великокняжеское застолье, как всегда, было многолюдное и веселое. Особенно после выпитых во здравие хмельных медов. Пришлось и Арлогии к кубку приложиться, и она вскоре опьянела, и на душе ее стало хорошо и покойно. И она смотрела на Владимира с нежностью, ловя себя на греховной мысли, что любит его до сих пор, что давно простила ему гибель мужа, с которым и прожила-то недолго: А ныне он, Владимир, так щедро одарил ее, воротив ей единственного, горячо любимого сына.