Он падал и падал, и пропасти все не было конца, только темнота вокруг становилась все гуще.

А потом она все же кончилась, майор долетел до дна и погрузился в темную маслянистую воду, пахнущую тиной и речными цветами. Он погрузился в эту воду – и вода смыла с него все, что он видел и слышал, все, что с ним случилось.

Он сидел на пустыре рядом с догорающим костром. По другую сторону этого костра сидели двое бомжей в жутких лохмотьях, с заросшими щетиной лицами. Один из них, в руке которого была бутылка с мутной белесой жидкостью, говорил:

– Захожу я, значит, в комнату, а там – жена моя, Нинка, с этим своим хахалем… ну, я ей – в морду, и хахалю в морду, а потом думаю – на фига мне вся эта жизнь? Так с тех пор и бомжую… а ты как в бомжи попал? – повернулся он к новому товарищу.

Тот задумался.

Действительно, как он оказался в компании бомжей? Как он оказался на этом пустыре? И вообще – кто он такой? Он даже не помнил своего собственного имени! А ведь имя должно быть у каждого человека, разве не так?

– Да чего ты пристал к человеку! – проговорил второй бомж. – Видишь же, что не хочет говорить! Может, у него эта… жизненная трагедия! Может, ему тяжело ее вспоминать!

– У нас у всех жизненная трагедия! – отозвался первый бомж. – А вспоминать ее надо, чтобы извлечь ее из этого… из подсознания! Только тогда ты станешь цельной натурой! Это мне доктор в больнице говорил, где меня от отравления лечили. Ну, раз он про себя говорить не хочет, расскажи ты, как стал бомжом!

– Я? – откликнулся второй. – Я-то известно как. Я через мента в бомжи попал. С тех пор ментов на дух не переношу. Был у нас в доме такой майор Пивоваров…

И тут лицо третьего участника беседы перекосилось.

Майор! Он ведь майор полиции!

– Я майор полиции… – проговорил он неуверенным голосом, сам еще себе не веря.

Двое бомжей переглянулись.

– Совсем плохо человеку, – проговорил первый. – Видно, растворитель употребил…

– Или тормозную жидкость, – предположил второй. – От тормозной жидкости иногда такое померещиться – не приведи Господь! Мне раз привиделось, будто у меня вместо головы международная орбитальная станция. Надо ему срочно поправиться…

– Выпей, друг, тебе полегчает! – и первый бомж протянул новому знакомому бутылку с белесой жидкостью.

– Нет! – новый знакомый отодвинул бутылку.

Он вспомнил, что в прежней своей жизни не употреблял не только такие подозрительные заменители алкоголя – он и водку-то пил только по праздникам, и совсем понемногу.

В его памяти по кусочку начали всплывать детали этой самой прежней жизни.

Сначала он вспомнил, что зовут его Федор Петрович Патрикеев, что он майор и что служит он в двенадцатом отделении полиции.

Потом он вспомнил, что занимался расследованием убийства уроженца Дагестана Рустама Ибрагимова. И что в ходе этого расследования он столкнулся с несколькими представителями коренного сибирского народа, а затем… затем он куда-то пошел, но вот куда?

На этом его воспоминания заканчивались. Дальше была ватная непроглядная темнота.

Куда же он пошел и что с ним там случилось? Он помнил, что это было что-то неприятное, он нашел там какую-то важную деталь, связанную с тем самым убийством…

– Давно я здесь? – спросил майор, оглядев своих колоритных соседей.

– Ты-то? – переспросил первый бомж. – Ты-то здесь со вчерашнего дня. Пришел к нашему костру, говорил что-то непонятное, потом заснул.

– Со вчерашнего дня? – повторил майор страдальческим тоном. – Надо скорее вернуться! Вернуться и разобраться во всем!

Он поднялся и побрел прочь от догорающего костра, бормоча себе под нос что-то бессвязное.

Бомжи сочувственно смотрели ему вслед.

– Прихватило человека, – проговорил первый бомж. – Это как же его прихватило, если он ментом себя вообразил!

– Вот он и пошел куда глаза глядят, – подхватил второй, задумчиво глядя вслед Патрикееву. – Я помню, выпил как-то средство от летающих насекомых, и на меня тоже как-то накатила эта… охота к перемене мест. Куда-то меня понесло, понесло… и так и несло, пока не попал я в Новый Уренгой.

– Куда? – удивленно переспросил первый и испуганно оглянулся. – Ты того, не выражайся! Сейчас новый закон вышел, за такие выражения прихватить могут!

– Это не выражение, – солидно возразил второй. – Новый Уренгой – это город такой. Хороший, между прочим, город. Богатый. Только холодно там очень…

Майор Патрикеев добрался до дома, отмылся, переоделся во все чистое, привел себя в порядок и отправился на работу, в родное двенадцатое отделение.

Пройдя в свой кабинет, он сел за стол и оглядел разложенные там материалы, чтобы понять, куда он мог отправиться перед тем, как с ним случился такой необъяснимый провал памяти.