И ее жизнь тоже.

***

Александр ступил внутрь. Как ни странно, но он чувствовал себя словно дома в этом созданном ею мирке. Она создала его, чтобы продлить матери жизнь, но уют этого дома тронул и его тоже. А теперь, через одну-две минуты он будет вынужден уничтожить ее убежище.

И за это он чувствовал вину не меньшую, чем за то, что пришел ее увезти.

Ее мать сидела на стуле. Неподвижная, с остекленевшим взглядом — совсем как кукла, что была у нее на коленях. Будто кто-то умыкнул ее душу. Волосы у него на загривке встали дыбом. Если она наводит страх даже на него, то легко представить, что подумают остальные: происки Дьявола.

— Я дала ей Генриетту. С нею она быстрее успокаивается, когда… просыпается.

Он присел рядом с женщиной, стараясь ничем ее не потревожить.

— Мама? — спокойно обратилась к ней Маргрет. — Ты можешь проснуться? Ради меня.

Ответа не последовало.

— Никогда не угадаешь, сколько времени она так просидит или что будет, когда она очнется.

Он встал.

— Может, оно и к лучшему. — Если она останется в бессознательном состоянии, увезти ее будет проще. — Я позову их. — Он вышел в туман и окликнул своих спутников: — Здесь есть кто-то еще. Идите сюда и помогите мне.

Все трое беспокойно переглянулись. Диксон нервно сглотнул.

— Давайте сначала помолимся, — сказал он.

Священник и староста встали на колени в грязь — вдвоем, поскольку граф не захотел пачкать платье, — и попросили у Господа благословления. Потом поднялись и зашли в дом, где их ждал Александр.

Узрев Джанет Рейд — незрячую, неподвижную — все они, включая графа, остолбенели. Ни один не посмел подойти к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки.

— Она совсем не может двигаться? — прошептал Диксон.

— В таком состоянии нет, — сказал Александр. — Но она может прийти в себя в любую минуту. — На его счастье никто не стал допытываться, откуда он это знает.

— Еще одна одержимая! — воскликнул Оксборо. — Как же нам защитить себя?

Но в защите нуждались не они, а Маргрет и ее мать. И Александр твердо решил с божьей помощью дать им эту защиту.

— Вряд ли она околдована. Я думаю, она просто душевнобольная, — произнес он.

— Кто она такая? — спросил Диксон.

— Моя мать. — Ее голос. Ровный и такой отважный.

Они воззрились на Маргрет, стоявшую рядом с матерью. Взгляды заметались между ними двумя: той, что застыла как статуя, и второй, в глазах Александра, полной жизни.

— Раз она не может идти, — наконец проговорил Диксон, — придется ее понести.

С некоторым колебанием Диксон и староста встали по бокам от женщины, потом с осторожностью подняли ее. Бам! — Генриетта упала на пол. Маргрет хотела было поднять куклу, но граф остановил ее.

— Не тронь! Это игрушка Сатаны.

Задевая углы и сшибая стулья, они вынесли Джанет Рейд наружу. Маргрет держалась рядом.

— Аккуратнее. Она может очнуться и испугаться.

Но Александр знал, что те, кто ее нес, сами были напуганы. Когда ее положили в повозку, Маргрет завернулась в черно-белую шаль, укрываясь от сырого тумана.

А потом обернулась и увидела в руках графа веревку.

Глава 16.

Когда повозка, дребезжа, переехала мост, поглазеть на Маргрет и ее мать вышла, кажется, вся деревня. Александр взглянул на нее. Она сидела рядом с матерью, прямая и совершенно неподвижная.

С тех пор, как они уехали из коттеджа, не было сказано ни единого слова.

Александр ожидал, что толпа начнет издеваться и глумиться над ними, но, как и в Джедборо, люди примолкли при виде повозки. Мрачные. Испуганные.

Они смотрели на Маргрет, на ее непокрытую, высоко поднятую голову, будто не узнавая. И только в момент, когда повозка прогрохотала мимо первого ряда крестьян, по толпе пронесся шепот.

Это она. Но кто вторая?

Если кто-то из них и видел Джанет Рейд прежде, то принял ее за нечистого духа. Но теперь, во плоти, неподвижная и незрячая, она пугала еще больше.

Околдована. На нее наложили чары.

Маргрет, казалось, тоже ослепла и оглохла перед лицом толпы. Запястья ее были связаны, но тем не менее она старалась держать мать поближе к себе. Александр надеялся, что это поможет ей почувствовать заранее момент, когда Джанет Рейд очнется от транса.

Староста остановил лошадь, и повозку окружила толпа.

— Кто это?

Спрашивал, кажется, кузнец. Александр уже собрался ответить, но Маргрет его опередила:

— Это моя мать.