— Они окружают нас, — шепотом поговорил Диксон. — Как вы и предупреждали.

В амбар ввалился какой-то крестьянин, размахивая пузатой керамической бутылочкой. Увидев тело на соломе, он остановился как вкопанный.

— Так это правда? Моя жена ведьма? Она навела на меня порчу? — Широко распахнутыми глазами он воззрился на Александра. — Я скоро умру?

Элен Симберд признала свою вину, сказали они, но ведь та женщина в Джедборо, которая божилась, что невиновна, она тоже призналась.

Как и Джанет Рейд.

И теперь они смотрели на него и ждали, чтобы он отделил ложное от истинного.

— Я не знаю, — в конце концов проговорил он.

Священник тронул крестьянина за плечо.

— Мистер Кинкейд имеет в виду, что лично не присутствовал при том, как она призналась.

Ее собственный муж. Они что, все спятили? Или он знал ее секрет и скрывал ото всех?

— Ты жил с нею. Неужели ты ни о чем не подозревал?

Крестьянин посмотрел на истерзанное тело жены так, словно она была бешеной собакой.

— Иногда ее приходилось поколачивать, но я и помыслить не мог, что живу с исчадием ада. — Он прижал бутылочку к груди, как талисман. — Но ей до меня не добраться. Вот, я помочился туда и еще положил булавки, листья и клок волос. Я защищен. — Он направил бутылочку на жену. — Защищен! — По его лицу полились слезы, но он оплакивал не потерю жены. Он плакал от страха.

— Лучше бы ты помолился и попросил защиты у Господа, — строго сказал Диксон и потянулся к бутылочке, но крестьянин ее не отдал.

— Много ли проку принесли наши молитвы? — Он отвернулся от священника и в отчаянном поиске поддержки снова обратил взгляд на Александра. — Этого хватит? Что еще мне сделать?

— Ничего, — ответил он с фальшивой уверенностью. — Ничего больше не нужно.

Не глядя на жену, крестьянин развернулся и выбежал прочь из амбара.

Я и помыслить не мог, что живу с исчадием ада.

Александр вновь глубоко задумался. Может, и он не замечает очевидного зла? Чем было признание Элен Симберд — правдой или ложью? Или ведьмаком был ее муж, который теперь пытается выгородить себя?

Все они отчаянно ждали от него поддержки. Ждали, что он даст им уверенность. Даже если Джанет Рейд ни в чем не повинна, это еще не делает невиновными всех остальных.

Александр расправил плечи.

— Я опрошу ее еще раз. Она может знать имена других ведьм.

Граф протянул ему окровавленный кинжал.

— Найдите метку. И заставьте ее назвать всех.

***

После ухода Александра Маргрет долгое время простояла в молчании. Опустилась темнота. Поднялся ветер.

Охотник на ведьм вспомнил ее. Он вспомнил вас.

Как же глупо она заблуждалась, думая, что нашла убежище. Угроза исходила не только от ее кузена. Даже если Александр Кинкейд и поверил ей, в одиночку он волну не сдержит. Если хоть одна живая душа прознает про ее мать и про ее прошлое в Эдинбурге, все будет кончено.

У нее осталось немного денег. Можно сходить пешком в Джедборо и купить там нового пони, но тогда мать придется оставить одну, а это опасно.

Но еще больше Маргрет пугала опасность встретить в Джедборо охотника на ведьм, который ее запомнил.

Они поужинали хлебом и молоком, потом она дала матери Генриетту и уложила ее спать. Когда та захрапела, Маргрет достала из-под кровати маленький тяжелый ящичек и положила его на колени.

Золотые и серебряные кроны с выгравированными щитом и крестами. Когда-то она думала, что этого будет достаточно, чтобы спастись. Но если они найдут эти деньги, когда придут забирать мать, то потратят их на покупку торфа и дров для ее сожжения.

Не бывать этому. Раз уж этим деньгам не суждено спасти ее мать, то пустить их на то, чтобы разделаться с нею, Маргрет не позволит.

Она сошла вниз по лестнице, взяла лопату и отворила дверь. Закрываясь от ветра, хлеставшего дождем ей в лицо, завернула на нетвердых ногах за угол коттеджа и дошла до ручья.

А там, опустившись на колени, начала копать раскисшую от дождя землю.

***

Александр, стоя между Диксоном и Оксборо, смотрел на распростертое у его ног зло — сознавшуюся ведьму.

Но полуголая, заснувшая впервые за несколько дней Элен Симберд вовсе не выглядела воплощением зла. Она выглядела измученной, хрупкой, немолодой женщиной. Предполагалось, что он обыщет ее на предмет метки, но все, чего он хотел, — это прикрыть наготу несчастной и дать ей выспаться.