— Удивлены? — спросил он. — У него впереди масса времени на то, чтобы признаться в своих методах и преступлениях. И ему наверняка захочется разделить с кем-нибудь наказание за ложные приговоры. Включая тот, что был вынесен Джанет Рейд.

— Кто вы такой? Что все это значит?

Оставив лепет Дана без ответа, Александр обнял Маргрет за талию и притянул ее к себе.

— На вашем месте, кузен Джон, я бы отписал все имущество Маргрет до того, как придирчивые законники сделают это за вас. — Он улыбнулся, смакуя момент. — Возможно, это сделает судей более снисходительными.

Маргрет наконец-то заговорила, одновременно спокойным и ядовитым тоном, но без улыбки.

— Мы уходим, кузен, но к вечеру я вернусь, чтобы занять свой дом. И надеюсь найти все как было, на своих местах, — кроме тебя.

— И не вздумай сбежать, Дан, — добавил он. — Я все равно найду тебя.

***

Речь отняла у Маргрет последние силы.

Находясь в полном оцепенении, она позволила Александру свести ее вниз, вывести наружу и повести вдоль по узкой улочке. Дом скрылся из виду. Редкие снежинки, висевшие в воздухе, закружились на его темных волосах, когда он обернулся и с улыбкой взглянул на нее.

Ожидая, что она улыбнется в ответ.

— Тебе вернут наследство не позднее Нового года, — прервал он, наконец, молчание. — И вскоре после этого, уверен, вынесут приговор Скоби.

Он сделал паузу, явно рассчитывая услышать — о, теперь я счастлива и люблю тебя.

Она не могла сказать эту фразу.

— Куда мы идем? — спросила она.

— Я снял комнату в Кэнонгейте. Мы поедим, а потом ты поспишь. — Он умолк, но ответа не дождался. — И тебе станет лучше.

Она должна была чувствовать усталость. Голод. Желание заснуть и проспать целую неделю. Она должна была хотеть расслабиться, обнять его в знак благодарности и радоваться тому, что все испытания наконец-то позади.

Но она чувствовало только одно: неутоленный гнев. Но на кого? Почему он не прошел? Потому что она не смогла вонзить шило в шею своего кузена?

Почувствовав ее настроение, Александр остановился.

— В Кирктоне ты во мне разуверилась, но теперь наверняка понимаешь, что я сделал и почему.

Ее ярость выплеснулась наружу.

— Ты заклеймил ее ведьмой перед всем белым светом!

— Но она уже отошла к Богу! Эта ложь спасла по меньшей мере три жизни. Включая твою.

— И ты ожидаешь от меня благодарности.

Она думала, что ее ярость вызовет у него похожую ответную реакцию, но увидела только замешательство. И воспротивилась воспоминаниям о его глазах, которые с любовью смотрели на ее лицо, о его пальцах, исследующих такие места ее тела, которых она сама никогда не касалась, о той ночи, когда она поверила, что он совершенно особенный, не такой, как все.

— Я ожидал, что ты будешь хотя бы… — Он неловко повел плечами. — Хотя бы удовлетворена.

— Удовлетворена? — Одного удовлетворения было мало. Она хотела, чтобы они страдали: Дан, Скоби, даже Александр. Страдали тяжело, как страдала ее мать. — После всего того, что ты ей сделал?

— Я сделал то, что обязан был сделать, чтобы спасти тебя и остальных. И теперь ты получишь назад свое наследство и свою свободу.

— Это не вернет ее.

— Нет. Ничто ее не вернет.

Она отвела взгляд. Он поступил умно, теперь она это понимала. Меньшим жители деревни не удовлетворились бы, но признавать это она была не настроена. И даже в том случае, если он сказал правду, и Скоби теперь опозорен, это не снимет с ее матери обвинение. Ее навсегда запомнят как ведьму.

— Что именно будет со Скоби? — спросила она.

— Он предстанет перед судом Тайного совета.

Она повернулась к нему с таким видом, словно винила во всем его одного.

— И он заплатит за сломанную жизнь моей матери? Неужели его поставят к столбу, где он будет стоять, умоляя о пощаде, и ждать, когда разгорится пламя? — Ее слова запрыгали меж высокими каменными зданиями — злые и страшные, как недавние крики крестьян, которые жаждали расправы над ведьмами.

С печалью и сожалением во взгляде Александр покачал головой.

— Увы, он получит больше милосердия, чем когда-либо выказывал сам.

— Что-то припозднился закон со своим милосердием. Пусть тогда Господь отправит этого дьявола в ад.

— Вместе со мной, да? Я, твой кузен, Скоби… мы все для тебя одинаковы, верно? — произнес он с нарастающей горечью в голосе. — Скажи, что мне сделать?

— Не знаю. Посиди в рубище на покаянной скамье. — Ничтожное наказание, легкое, как дуновение ветра. — Моя мать умерла, ее репутация уничтожена, и все из-за тебя вместе с ними. Пусть ваши грехи прощает Бог. Я не прощу.