Лошади у них были быстрые, так что они и не заметили как доскакали до Байкала. Разыскав ее племя, военачальник выкрикнул: «Эй! Где ваша Бальжит? Пусть подойдет ко мне!»

Когда девушка подошла к нему, он объявил о приказе князя Тайджи и предупредил: «Головы всем вам поснимаем, если кто-нибудь посмеет ослушаться. Собирайтесь все сейчас же!»

Закручинилась Бальжит. Ведь ее нареченный Гомбо-Батор уплыл в море рыбачить. «Что он подумает, что скажет про меня, когда вернется?»— обратилась она к сородичам. И те ей ответили: «Ты подумай, Бальжит, где окажутся наши головы, если ты сбежишь к нему». Тогда Бальжит сжала свои тоненькие пальчики в кулачки, помолчала, обдумывая что-то, но потом высоко подняла головку и сказала военачальнику князя Тайджи: «Оставь здесь одного из самых лучших коней и мы тронемся с вами». Тот сначала удивился, услышав Бальжит, но затем, решив, что это прихоть красавицы, согласился выполнить ее просьбу.

По прибытии во владения князя Тайджи, Бальжит сразу же повели в княжеские покои. Обрюзгший, с пучком волос на самой макушке, Тайджи, увидев Бальжит, словно сумасшедший бросился к ней. «Ты будешь моей женой, — восторженно залепетал он. — Я всю жизнь мечтал только о такой красавице и ты сама явилась ко мне. Ох, как мы будем счастливы с тобой! Я озолочу тебя с ног до головы...» Но Бальжит презрительно скривила тонкие губы и гордо ответила ему: «Нет, я никогда не буду твоей женой!»

Князь Тайджи, у которого Бальжит должна была стать пятой женой, изо дня в день терпеливо продолжал уговаривать девушку. Наконец, на десятые сутки, получив все тот же отказ, разгневанный князь приказал заточить Бальжит в темницу, а род ее всячески изводить и притеснять.

«За что же изводить и притеснять моих сородичей?» — горевала красавица по дороге в темницу. Горе придало невероятную силу ее нежному голосу и девушка издала такой отчаянный зов, который долетел до берегов Байкала. Гомбо-Батор услышал его. Не медля ни секунды, он вскочил на оставленного ему коня и быстрокрылой птицей примчался во владения князя Тайджи. Увидели Гомбо-Батора люди его рода, воспрянули духом, разоружили стражу и освободили свою красавицу.

Когда о случившемся доложили князю Тайджи, Бальжит со своими сородичами была уже у русской границы. Разъяренный князь сам возглавил погоню. Гомбо-Батор, услыхав погоню, сказал своей возлюбленной: «Скачи со своими родичами к родному Байкалу. За меня не беспокойтесь, я догоню».

Вскоре погоня настигла его. Гомбо-Батор в открытом бою наповал сразил князя Тайджи. Люди князя обратились в бегство, и нареченный Бальжит, весело напевая, тронулся догонять своих. Он был так захвачен думами о своей любимой, о скорой встрече с ней, что не слышал, как догнал его сын Тайджи — Ty-Мин. Подкравшись со спины, Ty-Мин выхватил свой меч и снес Гомбо-Батору голову.

С тех пор буряты стали говорить так: «Будучи храбрым и мужественным, всегда помни, что враг твой не дремлет и что он коварен».

Куприян Еремеевич нетерпеливо спросил:

— А чо с Бальжит-то опосля стало?

— С Бальжит? — переспросил Чимит. — Ty-Мин настиг ее на самом берегу Байкала и, не долго думая, предложил ей выйти за него замуж. А когда она отвергла это предложение, он казнил ее. Ту-Мин отрезал ей груди и выбросил их в Байкал. От этого и вода в Байкале стала такой прозрачной, какой нет еще на всем белом свете.

— Гляди-ка, какие у бурят красивые сказы, — восторженно заметил Куприян Еремеевич. — Ну, а таперича пойдем, порыбалим малость.

— Пойдем, пойдем, — согласился Чимит.

Прошла неделя после отъезда нарочного. В этот день Чимит был в сторожке один, чистил к обеду картофель.

Неожиданно открылась дверь, и порог переступила женщина, невысокая, полная, ядреная, лет сорока пяти.

«Это, по-видимому, и есть тетя Мариша», — подумал Чимит, не раз слышавший рассказы Куприяна Еремеевича о всем его семействе.

Он не ошибся.

— А где же мой-то красавец? — поздоровавшись, бойко спросила гостья. — Поди, на печи ишо дрыхнет?

— Почему вы так думаете? — с некоторой обидой за дядю Куприяна произнес Чимит.

— А чо?.. Он сам мне сказывал про помощника-то свово. «Всю работу мою, говорит, он делает. Смотреть на него любо!» Это про вас, видать, и есть?

— Наверное, про меня, — улыбнулся Чимит. — Только дядя Куприян преувеличил сильно. Сам он, как видите, и сейчас на реке, воду замеряет. Мне такого дела он не доверяет. Боится, как бы я ошибку не допустил. Там ведь чуть ошибся, то потом пароходы на мель могут сесть.

Тетя Мариша заметила:

— Про него мне неча сказывать. Считай, скоро тридцать лет ужо вместях-то живем. Знаю я, что он, белоголовый-то мой, и сейчас других молодых за пояс заткнет.

— Вот это правильно, — весело отозвался Чимит и спросил: — А вы, тетя Мариша, в гости к нам пожаловали или по делу?

Она отвернулась и кончиком головного платка смахнула неожиданно блеснувшие слезы.

«Что с ней, отчего? — взволновался Чимит. — Какая-то, по-видимому, неприятность у нее произошла».