Оскорбительное «хаба» задело и насторожило Чимита, и поэтому, когда к нему подошел тот, кого назвали Степаном Ивановичем, Мэргэнов, стараясь выдать себя за глупца, ломаным языком проговорил:

— Рыба, рыба ловить охота... Шибко кушать рыба охота.

— Ну и как она ловится? — поинтересовался Степан Иванович.

По стройной подтянутой фигуре, по горделиво-высокомерному выражению лица незнакомца Мэргэнов определил, что этот пожилой человек когда-то был военным.

— Мал-мал поймал, — заговорил Чимит. — А смотри, как она выскакивает из воды. Во!.. Во!.. А смотри, а смотри!..

— Здорово плавится! Загляденье одно! — подтвердил Степан Иванович: — Это после ночной грозы она так играет. Ну, а наловили-то сколько?

Чимит указал на корзинку. Незнакомец скинул с нее мешковину и воскликнул:

— Ух, сколько! Килограмм двадцать, если не больше! Какая чудесная уха будет!..

Потом Степан Иванович огляделся вокруг и, остановив взгляд на сторожке, спросил:

— Вы бакенщик? В этой хибарке живете?

— А правильно говоришь, — ответил Чимит и добавил: — А смотри, вон мой бакена стоит.

— Ну-ну, вижу, — произнес Степан Иванович. — Вы тут что, один живете?

— Пошто один? Два.

— А второй кто?

— А старик.

— Почему-то не видно его?

— А вчера ушел. Больница нада.

— Заболел, что ли?

— А сын нога ломал, больница нада его, конь нету, — ответил Чимит и наивно спросил: — А ты хахой-тахой нашальник будешь?

В этот момент подошел второй всадник.

— Тебе не все равно, что ли? — впиваясь глазами в Чимита, отрезал он. — Видать, сильно начальство любишь!..

— Поспокойнее, Зверев, — перебил того Степан Иванович и, обращаясь уже к Мэргэнову, заговорил: — Я начальник геолого-разведочной партии. Мы тут недалеко от вас находимся. Бурение ведем. Это, знаете, нелегкое дело. Не приходилось сталкиваться?

— Такой дела не видал, — ответил Чимит, усиленно припоминая от кого и где он слышал фамилию — «Зверев».

«Фамилия эта была упомянута в ориентировке Орлова, — неожиданно мелькнуло в мыслях. — Неужели бандиты?»

Тут его отвлек Степан Иванович.

— Хибарка ваша не протекает? — спросил он. — Нет. Хорошо. А нас всех до единого насквозь гроза промочила. Двое рабочих даже заболели. И, как нарочно, медикаменты у нас вышли. Может, у вас найдутся жаропонижающие порошки?

— Хахой поршок? — переспросил Чимит.

— Ну, сказать иначе, от высокой температуры.

— A-а, тахой нету, нихахой поршок нету.

— Балбесина, — усмехнулся Зверев.

Степан Иванович недовольно и строго поглядел на него. Потом снова обратился к Чимиту:

— Вы не сделаете нам одолжение, не приютите наших больных, хотя бы до утра?

— Пошто нельзя?.. Пажалста, хоть два, хоть три ночь.

— Спасибо вам за любезность, — поблагодарил Степан Иванович и, взглянув на Зверева, сказал: — Сейчас же поезжайте и привезите сюда больных.

Зверев, не сказав ни слова, мигом направился к лошади. Когда он, поймав, растреноживал ее, к нему быстро подошел Степан Иванович и они заговорили так тихо, что Чимит не мог расслышать ни одного слова.

«Кажется, бандиты!» — полыхнула мысль. Мэргэнов снова закинул удочку в воду.

— Узнать бы фамилию Степана Ивановича, — настойчиво билась мысль. — Не Лабунцев ли?.. Приметы, указанные в ориентировке, очень схожи. Помнится, в ней также говорилось:

Лабунцев. Степан Иванович — главарь банды, 52-х лет, уроженец Москвы, происходит из дворян, бывший полковник колчаковской армии, окончил Тифлисское юнкерское училище, выслан сюда в 31-м году за антисоветскую деятельность, работал... Кем же он работал?.. Кажется, нет не кажется, а точно: работал уполномоченным по самозаготовкам на Шумиловской судоверфи.

А о Звереве было сказано коротко: «Начальник хозчасти банды. Присвоил вымышленную фамилию. Темная личность».

Да, да. В ориентировке были перечислены и остальные тринадцать членов бандитского штаба, с указанием их примет. Но что конкретно говорилось о каждом?.. Неужели я забыл?.. Нет, начинает припоминаться. Так, так:

Кравцов, Григорий Захарович — начальник штаба банды, 40 лет, одессит, прапорщик колчаковской армии, служил вместе с Лабунцевым. В 21-м году эмигрировал в Китай, вступил и принимал активное участие в так называемой контрреволюционной организации РОВС. Позднее оттуда выехал в Париж, где имел неоднократные встречи с руководителями РОВСа, в частности, с Савинковым и Кутеповым, получил от них задание возвратиться в СССР для организации вооруженных выступлений против Советской власти. В 31-м году был осужден на восемь лет. Работал счетоводом на Шумиловской судоверфи.