– Умеешь, а не поёшь. Глазами в небо смотришь, а стоишь на земле. Любуешься птицами - сама не летаешь.

– Чего ты от меня хочешь?
– устало повторила дочь Эдварда Таррента.

– Живи. Дыши. Смейся. Люби.

– Как же "люби" - если он меня не любит?
– усмехнулась Ирия.

– Ты меня не слышишь...
– грустно качает головой призрак.

– А ты ничего толком и не говоришь. Какая кровь? Хватит уже крови! Кого мне тут любить? Стивена Алакла? Ты смеешься надо мной?

Точно сошла с ума. Ведет тут ночные споры с привидением. Поговорить больше не с кем?

Не с кем! Эйде и так плохо, Иден - маленькая...

– Кровь прольется. Ты увидишь. Этого не изменить.

– Чья кровь?

– Увидишь.

– "Был волчонок - станет волк" - это о ком?

– Может, станет. А может, и нет. Может, умрет волчонком. Не всем волчатам судьба стать волками. Может, он попробует смириться и стать цепной собакой. Может, у него получится. Может, умрет в клетке. Судьба меняется - и пути ее неясны для смертных. Но даже с ней можно поспорить. Нельзя лишь идти против старых законов. И собственных клятв.

– Не припоминаю, чтобы кому-то клялась.
– Только Эйде - обещала спасти и защитить. Но это - не дело призраков из папиной Башни.
– Но спасибо за предупреждение - впредь буду осмотрительной. Кто волчонок?

– Ты узнаешь...

Во сне не бывает больно! Если это сон... Ирия провела кинжалом по тыльной стороне запястья...

И открыла глаза.

Всё-таки спала. Весь этот бред - во сне!

Откидывая волосы с лица, девушка бросила взгляд на руку.

И похолодела. Свежий, едва затянувшийся шрам откуда взялся?

Мгновенный взгляд на шпалеру не дал ничего. Старинная, выцветшая, почти уже не различимая вышивка. Работа давно отправившегося к праотцам мастера или мастерицы...

– Тебе понравился мой дар?

Ирия метнулась к другой спинке кровати. Вжалась в спасительное дерево - какое же холодное!

И во все глаза уставилась на призрачную девушку. Только что стоявшую над ее головой.

Темнеют ставни. Бледно светится зеленоватое платье. Отбрасывает зловещий отблеск на золотистые волосы мирно спящей Эйды. В кои-то веки - мирно.

А схватить оружие Ирия не успела.

– Чего ты от меня хочешь?

– Спасти тебя...
– прошелестела девушка-призрак.

– От кого? От Полины?

– Ты не слушаешь. Ты хочешь проснуться. Так проснись же. Проснись! Проснись, Ирия Таррент!

Изученная почти до дыр древняя шпалера. Темнеют ставни. И никаких силуэтов!

Догорает в старинном подсвечнике свеча. Шелестит ровное дыхание сестер.

Похоже, на сей раз Ирия проснулась окончательно. Осталось поднести руку к глазам...

Шрама нет. Увы, облегченно вздыхать рановато. Просто так подобное не снится.

Бедная Кати - проспать такое!

Ирия поудобнее повернулась на бок. Собираясь мирно лицезреть сны хоть остаток ночи. По возможности - без призрачных гостей.

А заснуть уже не удается. Так бывает - непонятная тревога гонит из теплой постели, из уютного дома. А потом с гор катится лавина - и сметает родное жилище. Будто его и не было.

Или приходят враги, поджигают его глубокой ночью. И дом из убежища превращается в смертельную ловушку! Ирия в детстве слышала о таком от отцовского друга.

Тогда папины друзья еще гостили в замке. Каждый год - и не по одному разу. На все праздники.

А вот при мысли об отце тревога не просто потянула прочь - с места сорвала!

Девушка торопливо натянула платье, сунула ноги в обувь. Осенней ночью на каменном полу коридоров впору ноги отморозить!

Осторожно выскользнула из выстывшей комнаты. Только бы отец был в своих обычных покоях - на втором этаже! Подниматься сейчас в Закатную Башню - вполне официальный дом столь хорошо теперь знакомого призрака!
– точно выше сил Ирии.

2

Это - конец. Хорошо хоть Леон успел вскочить с колен!

Отец явился в спальню жены, конечно, без шпаги. Зато кинжал у него с собой всегда. На поясе.

– Подожди, Эдвард! Ты всё не так понял...
– бормочет Полина. Пятясь вглубь спальни.

Испуганный шепот, полные ужаса глаза. Дрожат хрупкие руки...

Мало что соображая, юноша заступил отцу путь. Дерзнувший полюбить чужую жену насчет себя не объяснит уже ничего! И что Полина осталась верна мужу - не поможет. Отец обо всём догадался по лицу сына! И по растерянным глазам жены...