Шрифт:
Пошарив в карманах, Антон одарил соседа горстью мелочи. Тот оживленно отчеканил:
– Премного благодарен! – и поспешно удалился.
Антон поднял стекло.
– Все равно ведь не успокоится, сукин сын, – повторил он. – Чтобы Трегрей отступил… Ну хотя бы своего дружка-горлопана успеет спасти. Если очень постарается.
Глава 4
Этот подвальный ресторанчик, хоть и находился в самом центре города, был так убог и затхл, что впору ему было называться распивочной. Однако – поди ж ты – фанерная вывеска гордо заявляла жирным блеском размашистых букв: «Ресторан Купеческий».
Под низким потолком полутемного зала этого «Купеческого», задымленного табаком зала, тесно уставленного грубо сколоченными столами и стульями, похожего на трапезную средневекового трактира, колыхался маловнятный пьяный гомон. Два очкастых, потрепанных типа в углу спорили о чем-то, стуча кружками. Видимо исчерпав все аргументы, один из них решил прибегнуть ко мнению независимой стороны, для чего обернулся и робко потянул за рукав сидевшего за соседним столом угрюмого дядю вполне уголовной наружности, с татуировкой в виде колючей проволоки, ошейником охватывающей шею.
– Простите, – проговорил очкастый. – Не будете ли вы столь любезны поделиться, кто, по-вашему, лучше: Пастернак или Мандельштам?
Уголовный дядя высвободил рукав, оценивающе посмотрел сначала на одного очкастого, потом на другого.
– Оба – лошье голимое, – вынес он свой вердикт.
Столик прямо напротив стойки занимала пара, весьма колоритная даже по меркам этого заведения.
Лицом к залу сидел дородный бородатый мужик с горбачевским пятном на бритой наголо голове. Помещавшийся напротив него парень выглядел еще живописнее.
Одет он был в короткую куртку, испещренную вкривь и вкось столькими разноцветными английскими надписями, что можно было подумать – куртка умещала на себе небольшую повесть. Запредельно узкие джинсы по плотности прилегания к ногам вряд ли уступали колготам. Ярко-зеленые кроссовки невольно рождали иллюзию натянутых на ступни гигантских огурцов с выдолбленными сердцевинами. И венчал все это великолепие залихватский кок, сооруженный явно не без помощи парикмахерского геля. Правда вот лицо под сенью кока было неожиданно сереньким и дряблым – парень явно уже успел разменять четвертый десяток.
Прожевав бутерброд, обладатель кока нацелился пальчиком, тонким и прямым, как карандаш, в бородатого своего собеседника и протянул:
– Оу-у-кей… Значит, так, Виктор Николаевич. Тарарам с этой историей о рейдерском захвате пекарен уже закрутился. Что дальше? А дальше надлежит пропихнуть сюжет на телевидение. Если получится – считай, полдела сделано. Но тут придется того… подмазать кого надо, потому что, сам понимаешь… тема скользкая, правоохранительные органы замешаны.
– Понимаю, – кивнул серьезно слушавший Виктор Николаевич Гогин. – Сделаем.
– Что дальше? А дальше переходим непосредственно к обличению этого негодяя, как его?.. Синотова, ага. Покопать нужно будет под него, всякие фактики из биографии найти и раздуть. Это я сам, это я умею… А уже через Синотова выводим внимание публики на неверных ментов и прокуроров, его покрывающих… Ну, на этом этапе нам коллеги из Москвы понадобятся. Местные журналюги ментов и прокуроров не потянут. От прокуроров и огрести недолго. Не говоря уж про ментов… Ну, как тебе?
Здоровенный Гога умильно сморщился и, притянув престарелого парня через стол за ворот куртки (сшибив при этом графин и оба пластиковых стаканчика), – смачно чмокнул его в лоб:
– Умница ты, Севка! Я так и знал, что ты все с первого раза поймешь.
– А чего тут не понимать? Не первый год замужем…
Сцапав последний бутерброд, Севка бойко продолжил:
– Не беспокойся, я так тему разверну – про ограбленных детдомовцев, про беспредел властей, про человеческое жестокосердие… камень зарыдает! Я журналист с двадцатилетним стажем ведь! Могу писать о чем угодно, как угодно, кому угодно, под кого угодно… и в каком угодно состоянии.
– Ты, главное, связи свои подключи. Объясни там по-свойски, что к чему. Чтоб ажиотаж масштабнее вышел. А то я, понимаешь, старые знакомства-то порастерял уже… А расписать все это – не проблема. Расписать я и сам смогу.
– Эт точно. Ты ж у нас теперь писатель! – Севка заискивающе улыбнулся. – Звезда!..
Прожевав бутерброд, он вдруг уставился на Гогу, прищурясь:
– Слушай, а зачем тебе все это надо, а? Шумиха, разоблачения?.. От журналистики ты ж отошел давно. Пиар, да? Материал для следующего бестселлера?
– Ну а если все проще гораздо? – проговорил Витька, внимательно поглядев на Севку. – Есть сволочи, которые полагают, что они сами себе совесть и закон. И есть хорошие люди, которым нужна помощь…