Дилтс Роберт
Шрифт:
«Все следует делать максимально просто, но не проще того».
Если делать вещи слишком простыми, это уже приведет нас к упрощенчеству.
Для того чтобы решать многочисленные проблемы, сопутствующие нашему существованию, мы вынуждены постоянно строить модели нашего переживания. Вопрос заключается в том, как определить, в каких случаях эти модели следует упрощать, а в каких они оказываются слишком простыми. К примеру, Эйнштейн постоянно находился в поиске ограничивающих допущений, делающих наше мышление либо слишком простым, либо слишком непростым. Как он любил говорить,
«Наше мышление создает проблемы, которые нельзя решить с помощью этого же типа мышления».
Думая о чем-либо, мы нередко используем скрытые допущения, которые затем принимаем как доказанные. В целом такие допущения помогают нам, потому что позволяют нашему мышлению двигаться кратчайшим путем. Однако если мы забываем об их существовании, допущения начинают нас ограничивать. К примеру, давайте рассмотрим следующую задачу.
Отец и сын попали в автомобильную аварию. Мужчина, отделавшийся легкими ушибами, везет мальчика в больницу. Врач скорой помощи спешит в приемный покой, но при виде пациента останавливается: «Я не могу оперировать этого мальчика. Он мой сын!» Кем был врач скорой помощи?
В западной культуре многие до сих пор разделяют подсознательное допущение о том, что доктора – преимущественно мужчины. Именно поэтому некоторые из читателей наверняка замешкались, прежде чем найти наиболее очевидный ответ: врач скорой помощи был матерью ребенка. Эта простая задача способна сбить людей с толку настолько, что в качестве ответа предлагаются разнообразные версии, например что мальчика в больницу привез отчим и т. п.
Что касается различных организаций, проблемы, возникающие в них, обычно связаны с паттернами и причинами, лежащими в основе целой системы событий. Иногда отдельные системы внутри «совокупности систем» оказываются выпущенными из описания или используемой модели. Когда какие-то люди или другие факторы не включены в репрезентативную карту проблемного пространства, влияние их действий на элементы карты воспринимается как случайное или сугубо статистическое. По аналогии, подумайте над следующим примером.
Какое из следующих чисел в наибольшей степени отличается от других?
1. Один.
2. Тринадцать.
3. Тридцать один.
Если мы будем рассматривать систему чисел, указанных прописью, нам придется придумывать ответ, каким-то образом определяющий уникальность числительных «один», «тринадцать» или «тридцать один». Если же, с другой стороны, мы осознаем, что в данном примере 1,2 и 3 – тоже числа, очевидным решением окажется число 2, поскольку это единственное четное число и не имеет отношения ни к единице, ни к тройке, в отличие от остальных членов ряда.
Чтобы адекватно определить проблемное пространство, мы должны выявить все допущения. Один из способов поиска неосознанных допущений – применение нескольких различных модальностей репрезентации. Хорошим примером для нас служит стратегия Альберта Эйнштейна, который утверждал, что мыслит прежде всего визуальными образами и ощущениями, не прибегая к помощи слов или математических формул. В своем письме когнитивному психологу Жаку Адамару (Jacques Hadamard) Эйнштейн объяснял это так:
«Кажется, слова и речь вообще, письменная или устная, не играют никакой роли в моем механизме мышления. Физические объекты, которые, как мне кажется, служат для меня элементами мысли, – определенные знаки и более или менее четкие образы, которые могут спонтанно воспроизводиться и образовывать комбинации».
«Я очень редко мыслю с помощью слов. Сначала приходит мысль, а уже потом я могу попытаться выразить ее словами».
Мы все знаем, что слова нередко оказываются двусмысленными и «скользкими». И все же мы настолько доверяем речи, что забываем о том, что карта не есть территория, и не осознаем моменты, в которые используем основные допущения. Эйнштейн достаточно изящно описывал проблему речи:
«На ранней стадии слова могут напрямую соответствовать впечатлениям. Позднее прямая связь утрачивается, поскольку некоторые слова связаны с восприятием, только если используются вместе с другими словами (например, такие слова, как „есть“, „или“, „вещь“). Кроме того, словесные группы имеют более прочную связь с восприятием, чем отдельные слова. Когда язык становится таким образом частично независимым от фона впечатлений, можно достичь большей внутренней логичности.
Только на этой, более поздней стадии развития, когда часто используются так называемые абстрактные понятия, язык становится инструментом рассуждения в полном смысле этого слова.
Однако именно это развитие превращает язык в опасный источник ошибок и обмана. Все зависит от степени, в которой слова и комбинации слов соответствуют миру впечатлений».
Вероятно, именно потенциальная способность языка стать «опасным источником ошибок и обмана» послужила причиной тому, что Эйнштейн предпочел положить воображение и ощущения в основу своего мыслительного процесса. Это было для него способом сохранить понятия и взаимосвязи, закодированные «словами и комбинациями слов», более приближенными к «миру впечатлений». В качестве иллюстрации точки зрения Эйнштейна приведем следующую задачу.
Полицейский, находясь на дежурстве, заметил, как водитель автобуса движется в неправильном направлении по улице с односторонним движением, однако не оштрафовал его. Почему?