— Как это вы пишете? — возмутился он.

— Уж такой почерк! — сказал Лева, пожимая плечами. Следователь оформил протокол обыска, позвонил. Пришел конвоир внутренней тюрьмы МГБ, которому и передали Леву.

— Почему меня арестовали! Где ордер на арест?

— Это вы потом узнаете, — равнодушно сказал следователь и закурил папиросу.

Они вошли во двор. Это был двор МГБ, на него выходили камеры для заключенных. Сами камеры были расположены под землей.

Здесь Леву снова тщательно обыскали, и в поясном кармане нашли деньги, пересчитали их и записали на его счет

Лева в своей жизни видел всякие тюремные камеры, но эта изумила его. Это была маленькая пустая подземная комната, деревянный пол и больше ничего: ни табуретки, ни стола, ни признаков какой-то кровати. Окна не было, только над окованной железом дверью было отверстие, в котором тускло светилась электрическая лампочка. Временами она совсем тухла, и тогда воцарялся полный мрак. Лишь небольшие лучи дневного света проникали из отверстия, где висела лампочка.

«Странно! — подумал Лева. — Это, видимо, я временно здесь, на несколько часов, а потом переведут в камеру, где содержатся заключенные…»

Но настала ночь, и Леву никуда не переводили. Было очень холодно. Лев всячески старался укутаться в свое пальто.

На следующий день его вызвал следователь. Он был страшно рассержен и начал с крика:

— Почему ты скрыл деньги?

— Я не скрывал, — ответил Лева. — Вы обыскивали, они лежали в кармане брюк.

— А почему ты хотел утаить адресную книжку?

— Очень просто, — объяснил Лева. — Мне адреса нужны, в памяти я их держать не могу; значит, нужна и адресная книжка.

Наконец следователь успокоился, взял листки допроса и начал с обычного: фамилия, имя, отчество, где родился? Перейдя к допросу по существу, следователь спросил:

— С какой целью и по какому заданию вы приехали в Среднюю Азию?

Лева начал подробно объяснять, что его удалили из Куйбышева, как имеющего в прошлом судимость. Чтобы продолжать учебу в мединституте, он везде искал пристанища и приехал в Самарканд по направлению Министерства здравоохранения СССР, чтобы продолжать учиться.

— Брось заливать нам, — прервал его следователь. — Ты лучше расскажи, каких ты старших братьев знаешь в Москве. Когда был в Москве, встречался с ними?

— Встречался, — сказал Лева, нисколько не смутившись. Следователь внимательно посмотрел на него. Лева внутренне молился:

«Господи, сделай так, чтобы этот следователь не сделал никакого зла для детй Твоих и правда и справедливость восторжествовала.

Следователь порылся в каких-то бумагах и потом медленно, в упор глядя на Леву, произнес:

— Старше вас Жидков Яков Иванович, Орлов Михаил Акимович. Встречались с ними?

— Встречался, — сказал Лева.

Следователь повеселел, лицо его стало добрым, почти добродушным.

— Знаете что, Смирнский? Я вам зла не желаю, ведь все мы понимаем, что вы действуете под руководством ваших старших братьев. Говорите всю правду, вам легче будет; вся вина падет на них.

— Я всегда говорю только правду, — сказал Лева. — Всякая неправда есть грех, мы никогда не обманываем.

— Вот-вот, это хорошо, — сказал следователь. — Так что не только по подписке, которую я у вас взял, что вы не будете давать ложных показаний, вы будете говорить правду и по совести.

— Конечно, конечно, — сказал Лева. — Я противник всякой лжи.

— Так вот, — продолжал следователь, — к кому вы ближе: к Жидкову или к Орлову?

— С Орловым я чаще встречался, — сказал Лева. — Он в 1948 году приезжал к нам в Куйбышев и я имел с ним беседу.

— Вот это хорошо. Значит, вы не отрицаете, что находитесь в связи с Орловым?

— Как же, он мне брат во Христе, — сказал Лева. Следователь был явно заинтересован разговором о связи с Орловым. Он подробно записывал, где и когда виделся Лева с Орловым.

О судьбе брата М.А. Орлова Лева не беспокоился. Это был человек, всей душой и телом преданный органам МГБ. Лева знал от близких верующих в Москве, что Михаил Акимович выполнял любое задание разведки и среди всех верующих пользовался незавидной репутацией. Но власть его ценила больше всех остальных, и в самые тяжелые годы, когда всюду были закрыты молитвенные дома, а работники их репрессированы, — один брат Орлов в Москве держал молитвенные собрания, один пел и проповедовал, не испытывая никаких притеснений.