В этой связи представляет интерес параллель, проведенная в 1988 году Александром Яковлевым, одной из главных фигур перестройки, между Валленбергом и переговорами “кровь за товары”. Яковлев заявил, что слышал, будто Валленберг был арестован в связи с обменом грузовиков на евреев. Информция ошибочна по существу, но верна в общем смысле: с советской стороны деятельность Валленберга ассоциировалась с направленными против интересов СССР переговорами.

В архиве шведского МИДа хранится документ, подкрепляющий теорию о советском толковании акции Валленберга как прикрытия возглавляемого Гиммлером заговора. Документ представляет собой написанный в августе 1950 года рассказ судетского немца Отто Праде [103] , которого насильно забрали в германскую армию, и зимой 1945 года он скрывался в шведской миссии в Будапеште. Документ изобилует такими деталями (разграбление миссии, подрыв кассовых сейфов, изнасилование сестры фон Мезеи и т. д.), что история этого солдата заслуживает самого серьезного отношения. В марте 1945 года СМЕРШ несколько раз допрашивал Праде. У него хотели узнать, почему шведы сотрудничали с венграми и особенно с немцами и что делал в миссии “англичанин” (то есть Джон Дикинсон). Когда Праде ответил, что нилашисты, наоборот, угрожали шведам, ведший допрос заявил, что имеются доказательства того, что в миссии находились иностранные агенты. По словам Праде, представление русских о шведской деятельности в Будапеште “относилось к миру фантазии”.

На следующем допросе Праде стали угрожать смертью, если он не расскажет, что творилось в миссии. Когда он дал тот же ответ, что и раньше, ведший допрос спросил, что он может рассказать о деятельности Рауля Валленберга. “Мое заявление, что я никогда не видел господина Валленберга и только знаю, что он помогал преследуемым людям, особенно евреям, чтобы их не схватило гестапо или нилашисты, вызвало гомерический хохот всех присутствующих”. Тогда один офицер вытащил пистолет, приставил его к голове Праде и сказал, что у него есть всего несколько минут, чтобы сказать правду о Валленберге. Праде повторил то, что уже говорил, после чего его вывели в соседнюю комнату. Когда допрос возобновился, его спросили, не может ли Праде “по крайней мере назвать сумму, полученную Валленбергом от Гиммлера за его деятельность”. Когда они в конце концов убедились, что немец ничего не знает, ему сказали, что уже “позаботились о том, чтобы этот “фрукт” [то есть Валленберг] больше никогда не смог выдавать паспортов и никогда больше не увидел Венгрии или Швеции”.

Допрос немецкого солдата – еще одно косвенное свидетельство того, что советское руководство видело в Валленберге актера на сцене политической игры, конечной целью которой являлось падение коммунистического режима. Когда 19 января Валленберг был арестован и в руки СМЕРШа попали его адресная книжка и карманный календарь, это лишь усилило подозрения по поводу его контактов с германскими властями. В записной книжке есть номера телефонов Адольфа Эйхмана, специалиста представительства Германии по еврейским вопросам Теодора Грела, генерала Ваффен СС Августа Цеендера, Курта Бехера, комендатуры гестапо в Будапеште и Вермахта. Вильмош Биллиц и швейцарский банк в Цюрихе тоже были в списке контактов Валленберга. В карманном календаре имелись записи о встречах с Бехером и Биллицем (один раз, как уже упоминалось, “с гестапо”) и с высокими венгерскими чинами, такими как Ласло Ференци, Габор Кемень и Петер Хайн. К тому же портфель Валленберга был набит деньгами, драгоценностями и золотом. Что еще требовалось советской контрразведке, чтобы убедиться, что он работал на немцев или сотрудничал с ними?

Никаких протоколов допросов Валленберга не сохранилось, поэтому мы можем только догадываться об их содержании. Как уже упоминалось, первый допрос состоялся 8 февраля, через два дня после его регистрации на Лубянке. Согласно имеющимся устным свидетельствам, Валленберг ссылался на свой дипломатический статус и отказывался говорить. Но, даже если бы он отвечал на вопросы, маловероятно, что его ответы удовлетворили бы тех, кто вел допрос.

Поэтому не исключено, что советское руководство довольно рано осознало, что поставило себя в сложную ситуацию. Шведского дипломата арестовали на основаниях, которые оказались достаточно шаткими. Когда после первых допросов стало понятно, что Валленберг не в состоянии предоставить никакой важной информации – или отказывается это сделать, – они не знали, что с ним делать. Поэтому и стали обдумывать возможность того, чтобы он “исчез”. Однако нота Деканозова и сообщение Александры Коллонтай о том, что Валленберг находится не только под советской охраной, но и в Советском Союзе, осложняли ситуацию. Надо было нейтрализовать эффект сообщенной Деканозовым и Коллонтай информации. Именно на этом фоне следует рассматривать заявление венгерской радиостанции “Кошут” о том, что Валленберг, скорее всего, был убит агентами гестапо. Одновременно советские дипломаты в Бухаресте сообщили шведским коллегам, что в Москве ничего не знают о Валленберге и что он, вероятно, “где-то пропал” [104] .

Для проведения операции по дезинформации необходимо было убедиться, что не осталось никаких свидетелей того, что случилось с Валленбергом после его перехода к русским. Арест Лангфелдера был звеном цепи. В этом свете следует рассматривать и допросы Валдемара и Нины Лангле в конце февраля 1945 года. Супруги Лангле в письме в советский комиссариат внутренних дел попросили содействия в оказании помощи одному человеку, имеющему отношение к Швеции, поскольку Валленберг “уехал в ставку маршала Малиновского и поэтому не может вмешаться”. Ведущий допрос спросил супругов Лангле, где находится Валленберг – как будто он сам не знал! – и откуда они узнали о его поездке к Малиновскому. Когда они ответили, что не знают ничего, кроме того, что написано в их письме, и не имеют представления, где Валленберг сейчас, офицер сказал: “Тогда и нечего было так писать, вы же не знаете, правда ли это!” Поскольку русские планировали кампанию дезинформации, суть которой состояла в том, что Валленберг исчез по дороге в ставку Малиновского, им было важно выяснить, что известно супругам Лангле о Валленберге после того, как он перешел к русским.

Хотя все меры предосторожности были приняты, дело Валленберга, разумеется, было не таким уж важным в стране, в которой десятки миллионов ее граждан погибли в войне, к тому же еще не закончившейся. “Надо полагать, что на фоне других крупных проблем в связи с завершением войны Рауль Валленберг мог лишь в небольшой степени привлечь внимание Сталина и других руководителей”, – отмечает шведско-российская рабочая группа по делу Валленберга.

Это объясняет, почему Валленберга месяцами и годами держали в заключении, не вызывая на допрос. От него не было никакой пользы, а к тому же было непонятно, что с ним делать. Поэтому его оставляли за решеткой. К такому мнению склоняется офицер советской разведки Евгений Питовранов: вначале о Валленберге было известно не так много, но его продолжали держать, чтобы выяснить побольше и разузнать, как его лучше использовать. Когда из-за усилившегося давления со стороны шведского правительства вопрос встал ребром, оставалось два варианта: выпустить Валленберга, но только в качестве сотрудника (в той или иной форме), или избавиться от него и замести следы.

Прежде чем зимой 1947 года принять решение о “ликвидации” дела Валленберга, советское руководство могло рассматривать и другое решение проблемы – обменять Рауля на советских граждан, по разным причинам попавших в Швецию во время войны. Если мысль об обмене была решающей причиной ареста швейцарцев Феллера и Майера, в случае Валленберга это было не так. Но, даже если обмен не был движущим мотивом в тот момент, когда отдавался приказ об аресте, не исключено, что тема приобрела актуальность на более поздней стадии.

В момент ареста Валленберга в Швеции находилось несколько сотен прибалтийских граждан, воевавших на стороне Германии, выдачи которых требовали русские, поскольку государства Балтии были присоединены к Советскому Союзу. Всех их отправили обратно, за исключением немногих, которым разрешили остаться из-за проблем со здоровьем. Кроме того, в Швеции находилось пять советских моряков-перебежчиков и пятнадцатилетняя девочка Лидия Макарова, которая осенью 1944 года приехала из Эстонии в Швецию, где оказалась в детском доме. Ее мать была советской гражданкой – как и отец, считавшийся умершим. Однако оказалось, что отец жив, и в течение всего 1945 года советское посольство в Стокгольме предпринимало попытки добиться высылки девочки в Советский Союз. Однако Макарова ни за что не хотела возвращаться, а шведский МИД отказывался ее высылать. С начала 1946 года вопрос поднимался советским посольством не только в Стокгольме, но также и в Москве, в ходе разговора Сёдерблума с представителем советского МИДа. Когда Сёдерблум упомянул в разговоре Валленберга или других шведов (например, Сандеберга), советская сторона парировала упоминанием Лидии Макаровой. Это можно было бы истолковать как приглашение к разговору об обмене, но так же естественно видеть в этом просто способ сменить тему. Кроме того, могла ли девочка-подросток считаться достаточной платой за Рауля Валленберга?