Шрифт:
— Простите, — Анна Владимировна опустила голову. — Я увлеклась.
— В жизни много совпадений, — махнул рукой художник, постепенно успокаиваясь. — В городе, например, я смотрел передачу по телевизору. И вы знаете, одно из действующих лиц мне кажется теперь странно знакомым, — он лукаво рассмеялся. — Но человеку свойственно ошибаться. Не так ли?
— Кажущиеся ошибки проверяют, — серьезно заметила Печерская.
— Разумеется. — Улыбка сошла с лица Морозина. — Но только исходя из степени их серьезности. Верно?
— Сорок четвертый… — как бы про себя сказала Печерская. — Лес, землянка командира… Меня посылают на задание… — Она провела ладонью по лицу, вспоминая. — Я выхожу. И тут мы сталкиваемся. Партизанский художник и девчонка-разведчица!.. На пол падает этюд — землянка, деревья, холодное небо… Я поднимаю. Наши взгляды встречаются… Нет, нет, я запомнила, запомнила… Удивительное сходство!..
— Бред какой-то, — с досадой сказал художник. — А вы настойчивы. Еще немного, и мне придется поверить, что я — это не я. — Он сухо кашлянул в кулак. — К сожалению, должен огорчить… Я был на другом фронте… Это, вероятно, какое-то недоразумение.
— Простите. — Анна Владимировна поднялась. — Прошло столько лет… Видно, я вторглась в запретную область…
— Запретную? — усмехнулся художник. — Колючей проволоки тут нет…
— Но, увы, осталась ирония…
— Моя творческая биография небогата, — сказал Морозин. — Прошу понять… Мой заработок зависит от объема выполненной работы. Так что…
— Вы правы. — Анна Владимировна толкнула дверь. — Мне пора.
— Не смею вас задерживать. — Морозин плотно закрыл за ней дверь.
…Вечер привел за собой сумерки, сумерки потянули по земле серые тени. Они поползли, стараясь забраться туда, где и так было черно. Их уродливые крылья летучих мышей неслышно бились о стекла окон.
Потянуло ночным холодком.
В зеркале на стене отразился нечаянный луч. И Михуца даже зажмурился — такая жуткая, черная глубина была в этом зеркале! Он подтянул к подбородку простыню и тихонько позвал:
— Дим! А Дим!
Димка сидел за столом и читал книгу.
— Чего тебе?
— Что же теперь будет?
Димка молчал.
— Попадет нам, да?
— Конечно, попадет, — Димка перевернул страницу. — Только не нам, а тебе.
— Ну да, — заныл Михуца, — всегда мне…
Димка захлопнул книгу, взял со стола другую.
Серые крылья теней трепетали за окном. Неожиданно они отпрянули. Яркий свет ударил в окна. Зарокотал мотор, и все стихло. Тени тут же вернулись, приникли к стеклам.
— А за что мне влетит?
Димка махнул рукой:
— Отстань, Михуца.
— Я же за нее перчатку отдал.
Вдруг в приоткрытое окно просунулся наконечник стрелы.
— А-а! — закричал Михуца и накрыл голову подушкой.
Кто-то с силой швырнул стрелу в комнату. Михуца выглянул из-под подушки. Стрела вонзилась в пол. Димка выдернул ее из половицы. К стреле была привязана туго скатанная в трубочку записка.
— «Подозрительных не обнаружено, — прочитал он шепотом. — На всякий случай в качестве приманки выставьте шкатулку. Окно не закрывайте. Доброжелатель».
— Это Гришкина стрела, — сказал Михуца. — На ней — перья из хвоста Филимона.
— Да погоди ты со своим Филимоном. — Димка подошел к окну. — Эй, доброжелатель! Иди сюда.
Но за окном плотным слоем, словно вата, лежала тишина. Димка закрыл окно.
— А кто такой доброжелатель? — спросил Михуца.
Димка только махнул рукой.
«А ну-ка шашки ввысь…»
В конюшне Тормоз неторопливо жевал овес. Гришка, охватив его шею руками, прижимался к ней щекой. Гладил пыльную холку, щекотал за ушами. Конь благодарно поводил большим карим глазом.
Гришка зачерпнул из мешка пригоршню овса. Конь, вздыхая, медленно жевал, тычась теплыми черными губами в Гришкины ладони. Время от времени он охлестывал себя серебряным хвостом, разливая тончайшие струйки волос по крутому, в серых яблоках крупу.
— Вихрь ты мой Буранович, — шептал Гришка, похлопывая коня по спине.
Конь в ответ тихо ржал.
— Обидели тебя… Ну пойдем, пойдем. Слышу…
Конь продолжал тихо ржать. Приговаривая, Гришка вывел его из конюшни.
На склоне холма — в два ряда — высокие колья. На каждый кол насажена крупная зеленая «голова» арбуза.
Достав из потайного местечка саблю деда, Гришка подошел к Тормозу. Гикнув, птицей взлетел на коня и пятками жарко ударил в бока. Конь вздрогнул, радостно заржал и с охотой пустился с холма.
Так они пронеслись вдоль высокого коридора кольев, и Гришка, примериваясь, размахивал над ними внезапно вспыхивающей на солнце саблей. Затем Гришка поднялся на склон, на минуту замер, подняв саблю к небу, потом пришпорил коня и, пригнувшись, полетел вниз с холма.